Избранное - [61]

— Сезар, это вы? Вообразите, дорогой мой, недавно, то есть в половине двенадцатого, я встретил на Елисейских полях господина Шатобриана, и он спросил, что я тут делаю. Сам он спокойненько шел домой, откуда — не знаю. Он и не собирается покидать Париж, Иду спать, говорит. Впрочем, в Павильоне Флоры Дюра́ и Блакас заверили его, уже после десяти часов вечера, что его величество не оставит столицу. Когда же я сообщил ему, что у меня совсем противоположные сведения, передал ему, что шепнул мне князь Пуа в Тюильрийском дворце, и сказал, что Рошешуар получил из Селестенских казарм приказ двинуться к заставе Этуаль, он стал ругаться как сапожник, уверял меня, что все это еще ничего не доказывает, смешивал Блакаса с грязью, впрочем, по-моему, еще недостаточно смешивал, и заявил, что возвращается к себе домой и не тронется из Парижа, пока не узнает об отъезде короля из самых достоверных источников. Известно вам, кстати, откуда он шел? Спускался по улице Руль, а ведь таким путем из дворца не пройдешь на улицу Риволи, где его ждала бедняжка Селеста! Сколько мужчин нынешней ночью вынуждены прощаться со своими женами!

Откровенно говоря, Сезару плевать было на супружеские горести госпожи Шатобриан, а что касается самого автора «Путевых заметок», так он не особенно жаловал этого гордеца и ломаку… «Но ведь герцог Ришелье тоже только что покинул родной очаг, вот уж поистине надо быть святым, чтобы жить с такой супругой! Горб спереди, горб сзади… А я-то думал, что ее уже с 1789 года нет в Париже!» Чтобы только поддержать разговор, он вежливо сказал:

— Возможно, господин Шатобриан переменит мнение, когда в Париж войдет Людоед…

На что герцог Ришелье после недолгого молчания заметил:

— Дело в том, что Шатобриан не мог достать лошадей… — И добавил совсем другим тоном: — Я, голубчик, не совсем понимаю, что со мной происходит, но факт остается фактом: впервые в жизни я во время верховой езды стер себе кожу… Должно быть, в спешке вчера вечером я недостаточно тщательно натянул лосины, но, так или иначе, стер себе ягодицы…

Это и впрямь было удивительно, ибо герцог вполне справедливо слыл опытным наездником: до сих пор ходили рассказы о его джигитских подвигах на Кавказе, а уж кавказцев удивить трудно.

Приближался Сен-Дени, дорога пошла мощеная, колонна перебралась через канал и остановилась под платанами, посаженными в два ряда вдоль шоссе, — надо было перестроить части. Сезар покинул герцога и, догнав графа Дама́, поехал с ним рядом.

Теперь, когда впереди маячили тени королевских гвардейцев, он уже не мог больше таиться и решил открыть тестю тревогу, посеянную в его душе словами дяди, герцога де Лорж, относительно явной связи между восстанием в Ла-Фере и Луи-Филиппом. В курсе ли дел его королевское величество? Генерал-лейтенант граф Шарль де Дама́, командующий легкой кавалерией, был уже далеко не молод и хорошо знал свою среду. Но он с давних пор был близок с графом Артуа и целиком разделял ненависть младшей королевской линии к Орлеанскому дому.

— Ваш дядя, сын мой, — сказал он, — бросать слов на ветер не будет. От герцога Шартрского всего можно ждать…

Для него, графа де Дама́, командовавшего легионом Мирабо в армии Конде, Луи-Филипп по-прежнему был и оставался герцогом Шартрским, как он именовал себя, еще когда щеголял в мундире республиканского офицера. Офицера враждебной армии. Подумав, граф де Дама́ добавил:

— Факт тот, что в моем присутствии лорд Киннард, который состоит при дворе советчиком по части покупки картин, представил государю жену Лаллемана… Шартрский и сам бы это сделал, поскольку ходят слухи… но, когда в Париже появилась эта дама, его величество отослал герцога в Лион. И конечно, только англичанин мог решиться на такой неблаговидный шаг!

В армии принца Конде Англию терпеть не могли. «А что, если бы Жоржина упросила его, Сезара, провести ее к королю вымолить прощение Шарлю?» Шастеллюкс даже вздрогнул при этой мысли.

— Ничего не скажешь, хорошенький подарок поднес государь графу Артуа: навязал ему в Лионе Шартрского в качестве адъютанта, этого завзятого интригана! Заметьте, где только начинается какая-нибудь измена, герцог тут как тут!.. Воображаю, как обрадовался, увидев его, мой брат…

Младший брат графа, Роже де Дама́, женатый на Полине де Шастеллюкс, родной сестре Жоржины и Сезара, командовал лионским гарнизоном, как раз когда предательство Нея принудило королевскую фамилию бежать из столицы. Но неизвестно, о чем думал сейчас граф де Дама́-старший: о Нее, изменившем Людовику XVIII, или о герцоге Шартрском, перебежавшем в 1793 году вместе с Дюмурье на сторону союзников. Вчера изменил Республике, сегодня изменит своему государю… И так как граф де Дама́ уже давно жил в прошлом, он добавил:

— Не случайно Дюмурье состоял в заговоре не столько против якобинцев, сколько против легитимистов: он ведь издавна был агентом Орлеанских… Филипп назначил его командиром крепости Шербур еще до семьсот восемьдесят девятого года именно в связи с готовившимся заговором… по этой же причине герцог Шартрский поставил несчастного Шарля во главе своего полка, скорей всего, так оно и было… И вы, бедняга Сезар, и Роже, оба видели тут только проявление страстей! Что это там такое?