Избранное - [291]
— Беттина… — и на этом остановился.
Она не дала мне времени для дальнейшего, крепко стиснув меня в своих объятиях, она говорила мне на ухо:
— О, Пьер, Пьер, я так счастлива…
К сожалению, ошибиться было невозможно, я похолодел, отстранился:
— Что происходит, Беттина?
И тут она выпалила:
— Пьер, он вернулся. Американец, который был тут до вас… ну, до вас, за три дня. Он обещал. Но не писал. Он не любит писать. И я уже не верила. А сегодня утром. Он сказал мне… да вот, глядите! — Она показала мне свою руку с обручальным кольцом на пальце. — Это кольцо его покойного отца…
Больше не о чем было говорить. Она и не давала мне, впрочем, никакой возможности вставить хоть слово.
— Его скоро демобилизуют, мы поженимся перед отъездом, я буду жить в его семье, там. В Далласе… ну, неподалеку. — Внезапно она закрыла лицо руками, точно ей стало стыдно, и произнесла скороговоркой: — Пьер, прошу вас, уходите, оставьте меня, мне надо подумать, я сама не понимаю, на каком я свете, мне необходимо побыть одной, все это так внезапно, почувствовать себя такой счастливой, счастливой, вы представить себе не можете, как это трудно…
О Rantipole Betty! Так я и не сказал ей, что стал бы ее Джеком, согласись она стать моей Джилл. Нет. А ее Джек, Джек, которого она выбрала, не дожидаясь меня, с ним она, надо полагать, с кротким видом присела на травку. Что я пробормотал? Пятясь, я спустился с крыльца. Дверь закрылась. Я знал, что Беттина стоит за ней. Отделенная от меня. Достаточно всего одной двери. Казалось, я слышу, как бьется за дверью ее сердце. Ну вот. Что тут скажешь. Что добавишь. Свершилось, свершилось. Маски упали. Карнавал окончен.
Wir haben eine ungeheure Kraft moralischer Gefühle in uns, говорит, если быть точным, Фридрих Ницше: мы обладаем огромной силой заключенных в нас нравственных чувств, но у нас нет общей для всех цели, aber keinen Zweck für alle… Почему именно эту фразу я уносил с собой, пятясь, спускаясь с крыльца Беттины Книпперле? Я долго, долго задавал себе этот вопрос. Жизнь прошлась по мне, было много всякого, прежде чем настал этот вечер, когда я вновь, через много-много лет услышал «Карнавал». Я глядел на своего давнего товарища по Эльзасу, сидевшего в ложе с женой, и думал о том, как по-разному складываются судьбы. Он, бывший военфельдшер, нашел, говорят, свой ответ Ницше: он верит, что существует ein Zweck für alle, общая цель для всех, общая для всех чувств и для всех людей. Он больше не лечит чахоточных марокканцев, ему представляется, что он может предложить своим ближним лекарство совсем иного рода. Не ошибся ли он? Не потратил ли попусту жизнь с тех пор, как падали в Модер охваченные головокружением фазаны? Кто из нас двоих истолковал смысл шиворот-навыворот? Мне трудно понять, как такой человек, как он, может подчинить себя партийной дисциплине. И на такой длительный период… Общая цель. Легко сказать. И еще, следует ли различать цель и смысл, Ницше пишет то Ziele, то Zweck… Как он принял все эти противоречивые истории, военфельдшер? — думаю я. Как по-разному прожили мы жизнь! От пункта под названием Решвог до этого концертного зала. В ту пору мы были молодыми зверьками одной породы, и различить нас можно было разве что по фуражке. А потом разошлись, между нами вклинился целый мир, история, или как ее можно еще назвать — жизнь? Сегодня вечером, в Зале Гаво, мне вдруг припомнились слова, которые другая Беттина приписывает Бетховену: Musik ist so recht… музыка — посредник между жизнью духовной и жизнью чувственной… Не в этом ли, будь то человек или чувства, общая цель? Не знаю. Мне так кажется. А что произошло с моей бедной Бетти в Техасе, в той семье, которую я себе представляю, откуда она получила свое золотое кольцо, может, первое кольцо тяжкой цепи. Я знал девушку по имени Жаклин — она вот так же вышла за красивого парня в мундире американского солдата. Внучка знаменитого врача, из тех, с кем считаются. Уехала за океан, никого не спросясь. А три-четыре года спустя выяснилось, что она покончила с собой. Aber keinen Zweck für alle… Всякое болтают, но не следует давать волю воображению. Действительно ли уничтожены все цели, ради достижения которых стоит приложить силу? О Беттине я больше никогда не слышал. Может, она умерла. Может, счастлива. Почему всегда воображаешь самое худшее.
По сходству.
© Перевод Л. Зонина
ВЕСЕННЯЯ НЕЗНАКОМКА
— Я-то боялась, что опаздываю, и, на́ тебе, пришла раньше времени!
Малютка влетела вихрем с охапкой белых в синюю полоску пакетов и черной блестящей сумкой. Свалила все это кучей на столик. Очаровательна — вздернутый носик, гнедой конский хвост.
Он подумал: «Провинциалка…» — и улыбнулся, но тут же вспомнил о горькой складке, которая совсем недавно прорезалась в уголке его рта. Прошли те времена, когда они с ходу принимались с ним кокетничать…
— Ваши часы правильные? У меня свидание в пять, и, подумать только, я явилась первая… Они точные, да? — Она обвела вокруг взглядом. — У вас тут мило, официант…
Он привык, что ему говорят «бармен». Если уж дошло до «официанта», пиши пропало: оставь надежду, старик. Девушка, которая говорит тебе «официант», спать с тобой не ляжет. Бар был почти пуст. Синий плюш делал бы его несколько старомодным, не будь здесь американского игрального автомата и этого субъекта в кожаной куртке с густой напомаженной шевелюрой, который до одури тряс автомат: лампочки вспыхивали то справа, то слева, шарики летели каскадом. Бармен вышел из-за стойки красного дерева, а клиентка этого даже не заметила. Он почтительно стоял перед нею, весь внимание. Она вытащила зеркальце из сумки, лежавшей в груде свертков, и старательно пудрила нос, хотя в этом не было ни малейшей нужды, комично двигая в разные стороны вытянутыми в трубочку губами, точно пыталась рассмотреть нечто невообразимо ужасное на своей мордашке.
Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.
Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.
Евгений Витковский — выдающийся переводчик, писатель, поэт, литературовед. Ученик А. Штейнберга и С. Петрова, Витковский переводил на русский язык Смарта и Мильтона, Саути и Китса, Уайльда и Киплинга, Камоэнса и Пессоа, Рильке и Крамера, Вондела и Хёйгенса, Рембо и Валери, Маклина и Макинтайра. Им были подготовлены и изданы беспрецедентные антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии». Созданный Е. Витковский сайт «Век перевода» стал уникальной энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывает уже более 1000 имен.Настоящее издание включает в себя основные переводы Е. Витковского более чем за 40 лет работы, и достаточно полно представляет его творческий спектр.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
Что нужно для того, чтобы сделать быструю карьеру и приобрести себе вес в обществе? Совсем немногое: в нужное время и в нужном месте у намекнуть о своем знатном родственнике, показав предмет его милости к вам. Как раз это и произошло с героем повести, хотя сам он и не помышлял поначалу об этом. .
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Жил на свете дурной мальчик, которого звали Джим. С ним все происходило не так, как обычно происходит с дурными мальчиками в книжках для воскресных школ. Джим этот был словно заговоренный, — только так и можно объяснить то, что ему все сходило с рук.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).