Избранное - [11]
Артиллерийская повозка, запряженная парой лошадей, выбралась из канавы — казалось, ее вот-вот разнесет в щепы от грохота колес и негодующих криков, но она благополучно проложила себе путь, отрезав гренадеров от мушкетеров. Гвардейцы маленькими группками возвращались в Гренельскую казарму. За исключением одних лишь черных мушкетеров, проехавших вперед по направлению к Селестенским казармам. Дождь все не унимался. С коней и всадников стекала вода, и плащи казались совсем черными по сравнению с пурпуровыми седлами. Что за дурацкая мысль в такую непогоду таскать их с места на место? Виконт дʼОбиньи сидел в седле скорчившись, шею он втянул в воротник, надвинул на лоб медвежью шапку и, хотя был ростом не ниже Теодора, выглядел невысоким; сквозь прорези плаща виднелись рукава красного доломана, который, казалось, вот-вот лопнет на его могучих плечах; он пыхтел, как бык, и был очень похож на Нея своей круглой физиономией с россыпью рыжих веснушек. Теодор не успел ему ответить. Он уже выезжал за ворота. Но именно благодаря физиономии Марк-Антуана он вспомнил об измене маршала… Что всё сие означает?
Всего два месяца назад кавалеристов разместили в Пантемонской казарме, которая в просторечье звалась Гренельской, ибо помещалась на углу Бургундской улицы и улицы Гренель. Сначала казарму оборудовали только для королевской гвардии, потом расквартировали там и другие подразделения, несшие караульную службу в Тюильри, — и в этой тесноте ютились теперь четыреста шестьдесят серых мушкетеров, две сотни гренадеров и около пятисот королевских кирасиров, не говоря уже о том, что в конюшнях едва хватало места для лошадей. Да и легкая кавалерия, недавно расквартированная в Версале, тоже переправила в Париж два эскадрона в здание Военного училища и два сюда, в Гренельскую казарму. Черные мушкетеры стояли у Капуцинов. Королевскому конвою отвели Орсейскую казарму, но ведь их было ни мало ни много три тысячи человек. Правда и то, что далеко еще не все кавалеристы получили коней. Многие даже жили вне Парижа и только в самые последние дни перекочевали в Гренельскую казарму. Гвардейцам, сплошь офицерскому составу, разрешалось по желанию ночевать дома. Как, например, Теодору. Он отводил своего Трика в Новые Афины к своему отцу. В маленьком дворике, позади кухонь, прилегавшем к их флигелю, имелся специальный денник, куда и поместили Трика, а ухаживал за ним привратник из бывших кирасир Эйлау. Сам Теодор ночевал дома, если только не проводил ночь где-нибудь на стороне.
Вот под этим-то предлогом Теодор и выпросил у своего командира Лористона увольнение хотя бы до двух часов: надо же привести Трика в приличный вид, коль скоро сегодня во второй половине дня его величество проведет на Марсовом поле смотр «алым» и «белым» ротам. Эстафета с этим известием прибыла от маршала Мармона, когда разъезд уже начался; черные мушкетеры вообще отбыли, без малого девять часов проторчав на плацу, и никто не знал, удастся ли собрать к назначенному часу роты в полном составе. Серых мушкетеров, на их беду, успели предупредить. И Теодору хотелось попрощаться с отцом: так или иначе было очевидно, что придется покинуть столицу. Надо полагать, все же не нынче вечером, особенно если учесть, что после утренних маневров на Гренельском плацу предстоял еще королевский смотр: неужели кому-нибудь придет в голову выступать ночью, гнать коней в темноте? Этого только недоставало. А главное, что всё сие значит?
Родичи Ло де Лористона, командовавшего ротой серых мушкетеров, ровесника де Ганэ, перестали быть англичанами не во времена Карла VII, но в царствование Людовика XV, ибо Лористон приходился внуком знаменитому финансисту Ло; родился он в колонии и, приехав во Францию, вступил в самый разгар Террора в революционную армию… Это он привез Наполеону из Лондона весть о мире, а Кутузову — весть о войне, это он фактически решил исход победоносного сражения под Ваграмом… Вот о чем думал Теодор, глядя на своего командира, стоявшего возле таможни Гренель, у Стены Откупщиков, вдоль которой были аккуратно высажены деревья. Господин де Лористон в свою очередь благосклонно взирал на бравого мушкетера — красивый малый, сложен как бог, сидит в седле как влитой, огромные глаза и светло-рыжая бородка… единственный или почти единственный разночинец в его роте…
— Хорошо, хорошо, поручик, только смотрите возвращайтесь ровно в два…
Как укладывались все события сегодняшнего дня в голове этого вояки девяносто третьего года, сына разорившегося отца, который нюхнул пороха, дурманящего пороха бонапартовских побед, даже дал при крещении одному из своих сыновей имя тирана, а сейчас командовал ротой серых мушкетеров, личным эскортом Людовика Желанного? Вдруг Теодор заметил, что их командир стоит как раз возле того дерева, на которое ему как-то указал дʼОбиньи, присовокупив, что именно здесь погиб в 1812 году генерал Лагори. Теодор отсалютовал саблей, круто повернул коня и поскакал в город. Завтракать. Скорее завтракать! С самого утра он был голоден как волк. Дождь утихал, но грязь стояла непролазная.
Ну и март! После бурных ливней окончательно раскисли поля и дороги, и, хотя солнце временами проглядывало сквозь черные заплаты, затягивавшие все небо, эти передышки были слишком коротки, чтобы успел просохнуть Гренельский плац. Кавалеристы совсем загоняли на маневрах коней, увязавших чуть ли не по бабки в цепкой грязи. Да и самим королевским гвардейцам явно не хватало закалки: многие из них, если не большинство, находились в армии всего два-три месяца; правда, в штабе были и бывшие соратники принцев-эмигрантов и даже офицеры Бонапарта, как Ло де Лористон, маркиз де Лагранж, командовавший черными мушкетерами, и Бертье, князь Ваграмский, командир королевского конвоя, а в роте герцога Граммона имелся даже генерал Де Рейзе, который восемнадцати лет от роду убежал из родительского дома, дабы сражаться под знаменами Клебера. Создавалось довольно-таки странное положение; людям, в конце концов уже немолодым, вроде маркиза де Ганэ, давали чин подпоручика, военных, вернувшихся во Францию в период Консульства и присоединившихся к Бонапарту после 18 брюмера, при Реставрации мариновали без толку… в королевской гвардии можно было встретить не только полковников, но и генералов, имевших один или в лучшем случае два галуна… Но вообще-то гренадеры, мушкетеры, кирасиры и другие гвардейцы, купившие себе офицерский чин, были по большей части младшие в семье, и главная их заслуга заключалась в том, что по возрасту они не могли служить и не служили Узурпатору. Тем, у кого не было лошадей, в случае если разыграется бой, выдадут на худой конец ружья: славная пехота получится из таких вот молодцов, никогда не проходивших военного обучения.
Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.
В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.
Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
Евгений Витковский — выдающийся переводчик, писатель, поэт, литературовед. Ученик А. Штейнберга и С. Петрова, Витковский переводил на русский язык Смарта и Мильтона, Саути и Китса, Уайльда и Киплинга, Камоэнса и Пессоа, Рильке и Крамера, Вондела и Хёйгенса, Рембо и Валери, Маклина и Макинтайра. Им были подготовлены и изданы беспрецедентные антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии». Созданный Е. Витковский сайт «Век перевода» стал уникальной энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывает уже более 1000 имен.Настоящее издание включает в себя основные переводы Е. Витковского более чем за 40 лет работы, и достаточно полно представляет его творческий спектр.
Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).