Избранное - [128]

Шрифт
Интервал

В ожидании я стал раздумывать о сомнительной пользе такого опознания. Я не особенно верю показаниям деревенских женщин. Отлично помню одно дело об убийстве. Мы вызвали жену убитого и вывели к ней обвиняемого в толпе других людей. Мы привели их прямо после заседания гражданского суда. Среди них был один неудачник. Он привез целую кипу документов о совместном владении волом и остался, чтобы выслушать приговор по своим претензиям к ответчику. Волею Аллаха он очутился в длинной шеренге приведенных из зала заседания людей. Следователь вызвал поседевшую от горя женщину и попросил ее указать убийцу. Всматриваясь в лицо каждого, она непрерывно била себя в грудь и проклинала убийцу. Дойдя до человека, совершившего преступление, она, не задерживаясь, прошла мимо и остановилась около незадачливого обладателя кипы документов. Хотя он не имел ни малейшего отношения к убийству, женщина сильно толкнула его в грудь и воскликнула:

— Вот он, мой враг!

Несчастный задрожал и, с трудом овладев собой, пролепетал:

— Бабушка, да разве вы меня знаете?

Не ответив на его вопрос, женщина продолжала выкрикивать:

— Враг мой! Кровный враг! Враг!

Человек обратился ко мне, словно к защитнику:

— Бек, помогите мне. Я в жизни не видел ни ее, ни ее мужа!..

Следователь, а это был я сам, встал и начал задавать обычные, стереотипные вопросы. Мы знаем их наизусть, все это одна только рутина. И все же, если мы не задаем их, начальство недовольно, ибо считает эти вопросы необходимыми. Задавать эти дурацкие вопросы бессмысленно, они никому не нужны, не приносят никакой пользы, но почему-то считается, что они ставят преступника в тупик:

— Между вами существует вражда? — спросил я.

— Никогда ничего не было, господин мой! Я не знаю ее…

Я помедлил немного, чтобы задать вопрос, который задается каждым следователем и судьей, с такой уверенностью и таким хладнокровием, словно все уже было ясно.

— Так почему же она обвиняет вас?

— Откуда же мне знать? Несчастье свалилось на меня в это утро!

— Взять его под стражу!

— Меня? Арестовать? Да ведь у меня, господин наш, гражданский иск. Ради Аллаха, отпустите меня!

Человека арестовали. Поэтому он не мог присутствовать при рассмотрении своего гражданского иска, и ввиду его неявки дело было прекращено. Когда на него надели наручники, несчастный остался сидеть на корточках на асфальтовом полу. В руке он держал пачку бесполезных бумаг и размышлял о своем положении, о том, что нет у него никакой вины, и нет оправдания тому, что с ним сделали…

Вспомнив этот случай, я подумал, что не следует придавать слишком большого значения таким опознаниям. Ведь эти крестьяне — бедные люди, с гноящимися с детства подслеповатыми глазами, искони пребывающие в невежестве при любых правителях. Нельзя полагаться на их показания ни в судебном разбирательстве, ни при опознании преступника.

Помню еще один судебный процесс, который я вел по делу о подлоге, применив установленную законом процедуру опознания преступника. Обвинялся один господин, и я поставил его между людьми в фесках[109]. Ввели пострадавшего феллаха. Я велел ему опознать своего врага. Мельком взглянув на всех, он подошел ко мне и уставился на меня. В его глазах мелькнуло сомнение, которое легко могло смениться уверенностью в том, что он нашел наконец преступника. На этом заседании присутствовал важный инспектор прокуратуры, которому захотелось посмотреть на процедуру опознания.

Я испугался, что, если пострадавший не перестанет с сомнением рассматривать меня, так, пожалуй, у инспектора может создаться невыгодное представление обо мне. Поэтому я очень резко приказал феллаху еще раз осмотреть стоящих перед ним людей и найти среди них преступника. Его взгляд быстро пробежал по ряду и вновь остановился на мне. Он снова подозрительно осмотрел меня с ног до головы. Никогда не забуду, какая тревога охватила меня! «Да поможет Аллах тем, на кого так смотрят», — подумал я. Мне оставалось только прекратить процедуру опознания. Я быстро произнес: «Пострадавший никого не опознал», — и велел всем разойтись. Но, даже выходя из комнаты, феллах продолжал бросать на меня подозрительные взгляды. Нет, раз уж эта процедура практикуется в соответствии с новейшими законами, то необходимо, применяя их, не забывать склад ума этих людей, их кругозор и умственный уровень. Или же давайте поднимать их до уровня этих законов!

Ввели юношей, носивших имя Хусейн. Мы выстроили их в длинный ряд и позвали соседку Рим. Она подошла к ним, восклицая:

— Именем Аллаха милостивого и милосердного!..

Я перебил ее, не давая начать обычную болтовню:

— Перестань болтать, женщина! Есть среди них жених?

Она подошла к молодому феллаху, который стоял к ней ближе всех, и посмотрела на него своими подслеповатыми глазами тем взглядом, которым неграмотный смотрит на бумагу, водя по ней носом.

Женщина шепнула, стараясь, чтобы я не слышал:

— Послушай, милый, а не зовут ли тебя Хусейном?

Я понял, что это за свидетельница, и громко сказал:

— Все юноши, что стоят перед тобой, женщина, — Хусейны.

— О ужас! — воскликнула она в недоумении.

Затем она спросила следующего:


Рекомендуем почитать
Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Сумка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.