Избранное - [126]
Едва сдерживая смех, я серьезно спросил судью:
— И что же?..
— Ничего, господин мой… ничего особенного. Лектор не смог мне ответить, обиделся на то, что я ему мешал, и ушел. Публика подняла шум, и началась неразбериха. Господин мудир разгневался на меня и счел мое поведение оскорблением для себя. Кончилось тем, что все ушли с лекции, а ведь это для меня — самое главное. Кроме того, люди обратили внимание на мое неуважение к мудиру, многие требовали, чтобы я извинился. И я извинился. Да рассудит нас Аллах! Но, несмотря на мое извинение, с того самого дня мудир уже не благосклонен ко мне.
Помолчав, он вдруг сказал совсем другим тоном:
— Учитывая создавшееся политическое положение, я думаю, что новое правительство будет менять мудиров и всю администрацию, как это бывает обычно.
Только я хотел открыть рот для ответа, как вошел слуга, наверно шейх, судя по его чалме, хотя на нем была обычная рубаха, грязная, как рубахи всех крестьян. Ноги его были босы. Он принес нам две чашки от разных сервизов, ручки у них были отбиты. Я пил очень осторожно, заглядывая в чашку и боясь вместо сахара увидеть в ней таракана.
Покончив с беседой и инбирем, мы приступили к делу. Судья приказал принести ему образцы почерков всех своих чиновников. Мы сличили их с почерком письма и не нашли ни одного похожего. Тогда мы стали показывать письмо каждому человеку в суде, надеясь, что кто-нибудь узнает почерк. Все напрасно. Мы вышли из суда, так ничего и не добившись. Абд аль-Максуд-эфенди сказал:
— Давайте проверим заодно тюрьму, и дело с концом.
Я не возражал. Мы пошли в управление маркеза. Мамур был там. Собрав несколько старост, он разъяснил им свою новую точку зрения на существующее политические положение. Он давал им указания с тем же воодушевлением, с каким раньше говорил о старом правительстве. Увидев меня и узнав о цели моего прихода, он поспешил мне навстречу и усадил на самое почетное место. Распуская свое собрание и провожая старост до дверей, он поучал их:
— Смотри в оба, омда, вот ты! И он! Кандидат правительства должен пройти на выборах. Я вам все разъяснил, теперь мое дело — сторона. Вы уж сами смотрите… Понятно?
Они в один голос ответили:
— Понятно, бек.
Один из них нерешительно произнес:
— Бек, у нас в деревне кучка смутьянов. От них чего только не жди… И их слушаются…
Похлопав его по плечу, мамур сказал:
— Смутьянов оставь мне!..
Когда они вышли, мамур вернулся ко мне и, еле переводя дух, устало сказал:
— Вот уже два дня как я этим занимаюсь.
Желая подшутить над ним и немножко попугать его, я сказал:
— Однако, господин мамур, ведь известно, что вы принадлежите к партии прежнего правительства.
Он поспешно ответил:
— Молчите, что вы! Все знают, что я всегда всем сердцем был за новое правительство. А то, что в сердце, — неизменно. О делах судят по намерениям.
Я улыбнулся:
— Оставим политику, поговорим о деле.
Я рассказал ему о результатах осмотра трупа, о сломанных шейных позвонках и попросил его помочь разыскать преступника, задушившего женщину. Он ответил:
— Эти два дня маркез не может заниматься делами об удушениях и поджогах.
— Странно, неужели у вас есть еще какие-то дела, кроме охраны порядка?
— Видно, вы ничего не поняли!..
— Нет, не понял!..
— По-вашему, надо забыть о выборах и заняться делами об убийствах?
— Разумеется.
— У нас другие инструкции!
Он отвернулся от меня и стал поигрывать наручниками и цепями, висящими на стене. Абд аль-Максуд-эфенди подмигнул мне, давая понять, что пора прекратить разговор. Желая переменить тему, он сказал:
— Господин мамур разрешает взять тюремные документы…
Я понял, что мой авторитет под угрозой, и воскликнул:
— Я сам проверю тюрьму и весь маркез.
И я решительно поднялся. Мамур смутился, немного подумал и сказал дружеским тоном:
— Пожалуйста, тюрьма к вашим услугам… Только подождите одну минутку.
Он быстро вышел и крикнул:
— Эй, сержант Абд ан-Наби!
Когда он исчез, что-то толкнуло меня посмотреть в окно, выходившее во двор. И я увидел, как мамур в сопровождении сержанта спешит к тюрьме. Отперев ворота, они выпустили несколько человек, вид которых свидетельствовал о том, что это зажиточные люди из разных районов. Их отвели в сарай, предназначенный для хранения соломы и корма для скота, и заперли за ними дверь на ключ. Тогда я крикнул Абд аль-Максуду-эфенди:
— Иди сюда и убедись своими глазами. Эта тюрьма почище Бастилии. Мамур спрятал несколько человек в сарае с соломой.
Абд аль-Максуд сказал умоляющим тоном:
— Бек, времена плохие, и у всех в городе на уме одна только политика. Незачем докапываться до истины…
