Избранник - [8]

Шрифт
Интервал

Стоя в поле и наблюдая за парнем на домашней базе, который пропустил высокий мяч, я вдруг очень разозлился. С этого момента игра перестала быть просто игрой: она стала войной. Радостное возбуждение испарилось. Ешиботники как-то так повернули, что этот послеобеденный бейсбольный матч превратился в конфликт между тем, что они считали своей праведностью, и тем, что они считали нашей греховностью. Я чувствовал, как наливаюсь злобой, и вся эта злоба фокусировалась прямо на Дэнни Сендерсе. Оказалось, я могу его ненавидеть.

За половину периода на домашней базе перед питчером Шварци оказались пятеро соперников, и только одного из них он сумел выбить. Время от времени ешиботники выкрикивали нам на идише: «Горите в аду, апикойрсим!» — и к тому моменту, когда половина периода закончилась и мы сгрудились у сетки вокруг мистера Галантера, все понимали — это не просто игра в мяч.

Мистер Галантер обильно потел и был мрачен. Сказал он только одно: «Теперь нужно сражаться с осторожностью. Избегайте ошибок». Он сказал это очень тихо, и мы тоже стояли тихо, пока баттер не ступил на домашнюю базу.

Мы стали вести тихую, внимательную игру. Следуя указаниям мистера Галантера, мы не бросались в рискованные пробежки и отбивали, когда можно было, подачи без замаха. Я заметил, что вне зависимости от того, на какой базе стояли бегущие игроки команды ешивы, мяч всегда и отовсюду бросали Дэнни Сендерсу, и понятно почему: он был единственным игроком, который надежно ловил их неуклюжие броски. Еще во время периода я улучил момент, зашел за плечо раввину и посмотрел, что он читает. Это была книга на идише. Я пошел обратно к сетке. Дэви Кантор подошел и встал рядом, но ничего не сказал.

Мы выиграли только одно очко в этом втором периоде и вышли на начало третьего с тяжелым чувством.

Дов Шломовиц занял место на домашней базе. Он стоял там, как медведь, бита в его мясистой руке казалась спичкой. Шварци подал, и Шломовиц, отбивая, чуть не располовинил голову третьему бейсмену. Ешиботники загудели, и кто-то снова явственно крикнул в нашу сторону на идише: «Горите в аду, апикойрсим!». Мы с Сидни молча переглянулись.

Мистер Галантер стоял у третьей базы, утирая лоб. Раввин спокойно читал свою книгу.

Я снял очки и потер уши. Неожиданно меня охватило странное чувство — словно наше игровое поле, с асфальтовым покрытием и разметкой, нанесенной белой краской, — отныне и есть весь мой мир, как будто все предшествующие годы моей жизни были лишь подготовкой к этой игре и от ее исхода зависит вся моя дальнейшая жизнь. Я замер на мгновение с очками в руке. Мне стало страшно. Затем я глубоко вдохнул, и страх прошел. Это просто спортивная игра, сказал я сам себе. Всего-то делов!

Мистер Галантер крикнул, чтобы мы отодвинулись и сплотили оборону. Я стоял в нескольких футах от второй базы и сделал два шага назад. В это время Дэнни Сендерс, помахивая битой, прошел на домашнюю базу. Ешиботники кричали ему на идише, чтобы он прикончил нас, апикойрсим.

Шварци оглянулся, чтобы осмотреть поле. Он явно нервничал и тянул время. Сидни Гольдберг ждал, не принимая стойку. Мы встретились глазами — и отвели их. Мистер Галантер спокойно стоял на своем месте у третьей базы, глядя на Шварци.

Первая подача прошла слишком низко, и Дэнни ее проигнорировал. Вторая, судя по траектории, шла на уровень плеча[14], и не успел мяч преодолеть две трети расстояния до домашней базы, как я уже стоял на второй базе в полной готовности. Я раскрыл перчатку, в этот момент бита хлопнула по мячу, и я увидел, как мяч пулей пронесся прямо над головой Шварци — так быстро, что наш питчер еще не успел восстановить равновесие и просто не смог бы среагировать, если бы мяч прошел ниже. Я увидел Дова Шломовица, несущегося ко второй базе, и Дэнни Сендерса, бегущего к первой, услышал радостные вопли команды ешивы и выкрик Сидни Гольдберга, изо всех сил выпрыгнул, вытянув руку с перчаткой так далеко, как только смог, и, уже ловя мяч, подумал, что эдак можно ее вывихнуть из плеча. Мяч врезался в раскрытую перчатку со страшной силой — рука тут же онемела, а все тело тряхнуло, словно дернуло током. Я почувствовал, что теряю равновесие и неудержимо падаю на левое бедро и локоть. Я увидел, как Дов Шломовиц разворачивается и бежит обратно к первой базе, заставил себя перейти в сидячее положение и неуклюже бросил мяч Сидни Гольдбергу, который схватил его и метнул на первую базу. Я услышал, как судья закричал «Аут!»[15], и увидел Гольдберга, бегущего ко мне, чтобы помочь подняться, — на его лице застыло выражение счастья, в которое он сам боялся поверить. Мистер Галантер выкрикнул судье «Пауза!» и побежал на поле. Шварци стоял на своей позиции питчера с разинутым ртом. Дэнни Сендерс застыл на линии первой базы, в нескольких шагах от нее — там, где его остановил мой бросок, — и вперился в меня взглядом, лицо его при этом словно окаменело. Раввин тоже смотрел на меня, а вся ешива притихла.

— Ну, ты даешь, Рувим! — сказал Гольдберг, хлопая меня по спине. — Обалденный захват!

Вдруг наша команда словно ожила: все перебрасывали мяч и весело обсуждали игру.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Последний из умных любовников

Эта книга повествует о двух самых ужасных неделях в жизни Рони Левина — семнадцатилетнего сына американской пары. Ирми, его отец — агент израильских спецслужб, часто разъезжающий с секретными миссиями; Нинетта, его мать — красивая, талантливая женщина. А наш герой молод и просто наслаждается жизнью. Однажды он возвращается домой с костюмированной вечеринки, переодетый в женщину, и получает странные угрозы от незнакомца, который ошибочно принимает его за Нинетту. Эта загадочная встреча становится отправной точкой в запутанной истории, которая, как выяснится, касается не только матери и ее любовной связи на стороне, но и опасного заговора.


Бессмертник

Роман известной американской писательницы Белвы Плейн «Бессмертник», несомненно, можно назвать старой, доброй семейной сагой. Эта яркая, увлекательная книга повествует о жизни главной героини Анны с рождения до глубокой старости. Автор то погружает читателя в сюжет, делая его практически действующим лицом, то отдаляет, заставляя взглянуть на события со стороны. На долю героини выпало много испытаний: несчастная любовь; замужество, которое так и не принесло ей женского счастья; рождение дочери не от мужа; смерть сына, а потом и внука.


Стражи последнего неба

Борис Штерн и Павел Амнуэль, Мария Галина и Хольм ван Зайчик, Г. Л. Олди и Даниэль Клугер… Современные писатели-фантасты, живущие в России и за ее пределами, предстают в этом сборнике как авторы еврейской фантастики.Четырнадцать писателей. Двенадцать рассказов. Двенадцать путешествий в еврейскую мистику, еврейскую историю и еврейский фольклор.Да уж, любит путешествовать этот народ. География странствий у них — от райского сада до параллельных миров. На этом фантастическом пути им повсеместно встречаются бесы, соблюдающие субботу, дибуки, вселяющиеся в сварливых жен, огненные ангелы, охраняющие Святая Святых от любопытных глаз.


Доля правды

Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.