Избранник - [7]

— Мальтер, поддержи там на первой! — крикнул мне мистер Галантер, и я отправился к линии первой базы.

— Они умеют бить, но не умеют играть в поле, — улыбаясь, сказал Гольдберг.

— Дэви Кантор уверен, что они убийцы.

— Нытик он, этот Дэви, — ухмыльнулся Гольдберг.

Дэнни Сендерс стоял рядом с базой, подчеркнуто игнорируя нас обоих.

Наш следующий баттер послал мяч по высокой дуге в сторону второго бейсмена, который остановил его, поймал и попытался осалить мячом Сидни Гольдберга, когда тот несся за его спиной ко второй базе.

— Все базы взяты! — провозгласил судья, и наша команда радостно заорала. Мистер Галантер улыбался. Раввин продолжал читать, и я обратил внимание, что теперь он начал медленно раскачиваться взад-вперед.

— Внимательнее, Сидни! — крикнул я из-за первой базы.

Дэнни Сендерс посмотрел на меня, потом отвел взгляд. «Убийцы, как же — подумал я. — Просто недоумки, вот они кто».

— Если мяч на земле, беги что есть сил! — крикнул я нашему баттеру, занявшему первую базу.

Он кивнул мне в ответ.

— Если они и дальше так будут в поле играть, мы здесь до завтра проколупаемся! — крикнул он.

Я увидел, как мистер Галантер что-то говорил новому баттеру, тот, слушая, энергично кивал головой. Потом ступил на домашнюю базу и послал трудный низкий мяч питчеру, который замялся, а потом перекинул его на первую базу. Дэнни Сендерс вытянулся во весь рост и поймал мяч.

— Аут! — закричал судья, показывая, что баттер должен уйти с поля. — Вторая и третья — взяты!

Я бежал на место баттера, хохоча чуть ли не в голос. Что за дурак у них питчер! Он бросил мяч на первую базу, а не на третью, и теперь у нас там стоит Сидни Гольдберг и еще парень на второй[13].

Я тоже послал мяч низом в сторону шорт-стопера, и тот, вместо того чтобы переслать его на вторую базу, снова отчаянно швырнул его на первую, и снова Дэнни Сендерс, растянувшись, поймал мяч. Но я уже успел прибежать на первую базу и услышал возглас судьи: «Все базы взяты!» — а вся наша команда хлопала по спине Сидни Гольдберга, закончившего пробежку по полю. Мистер Галантер широко улыбался.

— Привет еще раз, — сказал я Дэнни Сендерсу, уставившемуся рядом со мной глазами в базу. — Ну что, еще не вертели свои цицит?

Он посмотрел на меня, потом медленно отвел взгляд. Его лицо оставалось безучастным.

Шварци стоял на домашней базе, помахивая битой.

— Внимательнее на третьей! — крикнул я нашему бегущему баттеру. Он казался слишком увлеченным своей предстоящей пробежкой, чтобы взглянуть на подачу. — Игра еще не сделана!

Он помахал мне рукой.

Шварци выиграл два мяча, проиграл один и уже замахнулся, готовясь отразить четвертую подачу. Бегущий от третьей помчался к домашней базе. Он был уже на полпути, когда бита послала быстрый трудный мяч в сторону третьего бейсмена, того самого щуплого мальчика в очках и с лицом маленького старичка. Он поймал его не столько перчаткой, сколько прямо животом, крепко прижал и остался стоять с растерянным видом.

Я вернулся на первую базу и увидел, как наш игрок, сорвавшийся с третьей базы в сторону домашней, круто повернулся и с недовольным видом поплелся назад.

— Наступи на базу! — крикнул Дэнни на идише через поле, и третий бейсмен выполнил его указание — скорее просто повинуясь, чем вспомнив, что очко считается выигранным только в этом случае.

Команда ешивы, бурно выразив свою радость, убежала с поля. Дэнни Сендерс посмотрел на меня, начал было что-то говорить, но затем быстро ушел.

Я занял свою позицию у второй базы. Ко мне подошел Гольдберг.

— Чего он так быстро убежал? — спросил он.

Я бросил взгляд на нашего третьего бейсмена. Он стоял рядом с мистером Галантером и выглядел очень озабоченным.

— Он войну выиграть торопится, — съязвил я наконец.

— Ну-ну.

— Гольдберг, на место! — закричал мистер Галантер. В голосе его слышались нотки раздражения. — Крепить оборону!

Сидни быстро пошел на свое место. Я остался ждать.

Стало жарко, я вспотел под одеждой. Я чувствовал, как заушины очков врезались в кожу черепа, снял их и провел пальцем по ноющим замятинам. Потом быстро надел, потому что увидел, как Шварци начинает замах для подачи. Приняв стойку, я вспомнил обещание Дэнни Сендерса своей команде прикончить нас, апикойрсим. Это слово изначально обозначало человека, воспитанного в иудаизме, но отвергшего самые основы своей религии — существование Бога, Откровение, воскрешение мертвых. Но для таких, как рабби Сендерс, оно стало обозначать любого иудея, который позволяет себе, скажем, читать Дарвина, не носит пейсы и цицит на краях одежды. Я был апикойресом для Дэнни Сендерса — несмотря на мою веру в Бога и в Тору, — потому что я не носил пейсы и ходил в школу, где в программе было слишком много английских предметов, а еврейские предметы проходились на иврите, а не на идише, а ведь и то и другое — неслыханный грех. Первое — потому что отнимает время от изучения Торы, второе — потому что иврит, то есть древнееврейский, был священным языком и употребление его для обыденных школьных нужд было профанацией Имени Божьего. Я никогда раньше не сталкивался лично с такими евреями. Мой отец говорил мне, что его не волнует, во что они верят. Удручало в них другое: фанатическая убежденность в собственной правоте, их абсолютная уверенность, что они, и только они, слышат, что говорит Бог, а все прочие евреи — не правы, полностью не правы, они грешники, лицемеры, апикойрсим, и обречены гореть в геенне огненной. Непонятно, правда, когда только они успели научиться таким ударам, раз каждая минута дорога им для изучения Торы, и как это они послали раввина — чтобы тот терял свое бесценное время, сидя на скамейке у спортивной площадки.