Избранник - [66]

Шрифт
Интервал

Дело было на зимних каникулах. Дэнни сидел на моей кровати, а я сидел за столом и размышлял, чем я могу ему помочь, такой несчастный вид у него был. Но я мало что смыслил в экспериментальной психологии, так что все, что я мог сделать, — предостеречь его от смены специализации посреди года: кто знает, может, во втором семестре начнется что-то такое, что ему понравится.

— Тебе могут когда-нибудь понравиться намеренные ошибки моего отца? — ответил он раздраженно.

Я медленно покачал головой. Рабби Сендерс перестал уснащать свои субботние проповеди специальными ошибками для сына с той самой недели, как мы пошли в колледж, но память о них была еще свежа. Никогда я не понимал этой вашей истории с ошибками, отвечал я ему, и так и не смог к ней привыкнуть, хоть и наблюдал много раз.

— Так с чего ты взял, что если долго заниматься тем, что ненавидишь, ты это в конце концов полюбишь?

Мне нечего было сказать, кроме как предостеречь еще раз от смены специализации посреди курса.

— А почему ты просто не поговоришь с профессором Аппельманом? — спросил я.

— О чем? О Фрейде? Однажды я заикнулся о Фрейде во время занятия и услышал в ответ, что догматический психоанализ имеет такое же отношение к психологии, как колдовство — к науке.

«Догматические фрейдисты, — заговорил Дэнни голосом профессора Аппельмана (я не слышал никогда, как говорит профессор Аппельман, но в голосе у Дэнни появились профессорские нотки), — догматические фрейдисты — это прямые наследники средневековых лекарей догалилеевой эпохи. Все, что их занимает, — подтверждение в высшей степени сомнительных теоретических построений с помощью аналогий и экстраполяций. На опровержения и контрольные эксперименты они не обращают внимания». Такое вот у меня оказалось введение в экспериментальную психологию. И с того времени я гоняю крыс в лабиринтах.

— А он правду говорит?

— Кто?

— Профессор Аппельман.

— Какую правду?

— Что фрейдисты — догматики.

— Господи, да чтобы последователи гения — и не оказались догматиками? Им было из-за чего становиться догматиками. Фрейд — гений.

— Они что, из него цадика сделали?

— Очень смешно, — горько сказал Дэнни. — Ты сегодня необыкновенно любезен.

— Я думаю, тебе надо просто поговорить по душам с профессором Аппельманом.

— О чем? О гениальности Фрейда? О том, что я ненавижу экспериментальную психологию? Знаешь, что он однажды сказал?

Дэнни снова напустил на себя профессорский вид:

— «Господа, психология может считаться наукой только в том случае, если ее гипотезы поверятся лабораторными экспериментами и последующей математической обработкой результатов». Математической! Может, мне еще рассказать ему, как я математику ненавижу? Зря я на этот курс записался. Это тебе надо было на него записаться!

— Знаешь, по-моему, он прав, — сказал я спокойно.

— Кто?

— Аппельман. Если фрейдисты действительно не желают подтверждать свои теории в лабораторных условиях — они и впрямь догматики.

Дэнни уставился на меня, его лицо окаменело.

— И давно ты так прозрел насчет фрейдизма? — спросил он яростно.

— Я ничего не смыслю в фрейдизме, — ответил я спокойно. — Но кое-что смыслю в индуктивной логике[64]. Напомни мне, пока каникулы, я устрою тебе небольшую лекцию. Если фрейдисты…

— Проклятье! — взорвался Дэнни. — Я о фрейдистах и не заикался. Я о самом Фрейде говорил. Фрейд — ученый. Психоанализ — научный инструмент изучения разума. Какое отношение крысы имеют к человеческому разуму?

— Почему ты не спросишь об этом у Аппельмана?

— А что, спрошу! — ответил Дэнни. — Возьму и спрошу. Что я теряю? Хуже, чем сейчас, уже не будет.

— Точно! — отозвался я.

Наступило короткое молчание. Дэнни сидел на моей кровати и мрачно смотрел в пол.

— Как сейчас твои глаза? — спросил я осторожно.

Он откинулся на кровати, упершись в стену:

— По-прежнему беспокоят. Не очень-то очки помогли.

— А ты у врача был?

Дэнни пожал плечами:

— Врач говорит, что очки должны помочь, к ним надо просто привыкнуть. Не знаю. Ладно, поговорю с Аппельманом на следующей неделе. Самое худшее — вылечу с курса.

Он грустно улыбнулся.

— Вот ведь глупость какая. Два года читать Фрейда — и заниматься экспериментальной психологией.

— Как знать, — возразил я. — Экспериментальная психология тебе тоже может однажды понравиться.

— Ну да. Всего-то делов — полюбить математику и крыс. Ты придешь к нам в субботу?

— По субботам после обеда я занимаюсь с отцом.

— Что, каждую субботу занимаешься?

— Да.

— Отец спросил меня на прошлой неделе, по-прежнему ли мы с тобой друзья. Он не видел тебя два месяца.

— Я изучаю Талмуд с отцом.

— Закрепляете материал?

— Нет, он учит меня критическому анализу.

Дэнни взглянул на меня с изумлением, потом ухмыльнулся:

— Хочешь опробовать критический анализ на рабби Шварце?

— Нет.

Рабби Шварц был моим учителем Талмуда. Это был старик с длинной седой бородой. Он носил черный долгополый сюртук и беспрестанно курил. Это был замечательный талмудист, но он прошел выучку в европейской ешиве, и я не думаю, что он одобрил бы научно-критический метод изучения Талмуда. Я однажды заикнулся на занятии о возможной текстологической конъектуре, и он подозрительно на меня уставился. Не уверен, что он вообще понял, о чем я говорю, настолько чужда ему была сама эта мысль — что в тексте Талмуда возможны какие-то исправления.


Рекомендуем почитать
Обрывки из реальностей. ПоТегуРим

Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.


Укоротитель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Предохранитель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письмозаводитель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Самаркандские рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сказка о мальчике

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последний из умных любовников

Эта книга повествует о двух самых ужасных неделях в жизни Рони Левина — семнадцатилетнего сына американской пары. Ирми, его отец — агент израильских спецслужб, часто разъезжающий с секретными миссиями; Нинетта, его мать — красивая, талантливая женщина. А наш герой молод и просто наслаждается жизнью. Однажды он возвращается домой с костюмированной вечеринки, переодетый в женщину, и получает странные угрозы от незнакомца, который ошибочно принимает его за Нинетту. Эта загадочная встреча становится отправной точкой в запутанной истории, которая, как выяснится, касается не только матери и ее любовной связи на стороне, но и опасного заговора.


Бессмертник

Роман известной американской писательницы Белвы Плейн «Бессмертник», несомненно, можно назвать старой, доброй семейной сагой. Эта яркая, увлекательная книга повествует о жизни главной героини Анны с рождения до глубокой старости. Автор то погружает читателя в сюжет, делая его практически действующим лицом, то отдаляет, заставляя взглянуть на события со стороны. На долю героини выпало много испытаний: несчастная любовь; замужество, которое так и не принесло ей женского счастья; рождение дочери не от мужа; смерть сына, а потом и внука.


Стражи последнего неба

Борис Штерн и Павел Амнуэль, Мария Галина и Хольм ван Зайчик, Г. Л. Олди и Даниэль Клугер… Современные писатели-фантасты, живущие в России и за ее пределами, предстают в этом сборнике как авторы еврейской фантастики.Четырнадцать писателей. Двенадцать рассказов. Двенадцать путешествий в еврейскую мистику, еврейскую историю и еврейский фольклор.Да уж, любит путешествовать этот народ. География странствий у них — от райского сада до параллельных миров. На этом фантастическом пути им повсеместно встречаются бесы, соблюдающие субботу, дибуки, вселяющиеся в сварливых жен, огненные ангелы, охраняющие Святая Святых от любопытных глаз.


Доля правды

Действие романа разворачивается в древнем польском городе Сандомеже, жемчужине архитектуры, не тронутой даже войной, где под развалинами старой крепости обнаружены обескровленный труп и вблизи него — нож для кошерного убоя скота. Как легенды прошлого и непростая история послевоенных польско-еврейских отношений связаны с этим убийством? Есть ли в этих легендах доля правды? В этом предстоит разобраться герою книги прокурору Теодору Щацкому.За серию романов с этим героем Зигмунт Милошевский (р. 1976) удостоен премии «Большого калибра», учрежденной Сообществом любителей детективов и Польским институтом книги.