Избранницы - [55]
— Когда вы последний раз купали малышей?
Прежде чем я смогла ответить, она скомандовала малышкам:
— Эмилька, Веся, Сташка, Юзя — в лохань!
— В рубашках или без?
Откидывая со лба волосы, Рузя сказала смущенно:
— Можно без. Матушка и сестра Алоиза не вернутся, должно быть, так быстро из города? — вопросительно поглядела она на меня.
— Нет, быстро не вернутся. Можете все смело поснимать рубашонки.
— Засучи рукава и выскреби им получше спины. Держи тряпку! — И она бросила в мою сторону выстиранный чулок. — Растопленное мыло — в горшочке под лавкой. Бери его поэкономнее, а то сестра Дорота дала мне только четвертинку.
Я опускала чулок в жидкое мыло и старательно терла им худые плечи, ноги, выпирающие лопатки и запавшие животы. Из-за тесноты и густого пара трудно было разобрать, кому именно принадлежат намыливаемые мною ноги. Мокрую малышку Рузя подхватывала в простыню и быстро, быстро вытирала, после чего усаживала на лавку и бралась за следующую. Девчушки вертелись в лохани, брызгали друг в друга водой, пищали и жаловались, что мыло щиплет им глаза, однако выходить из лохани ни за что не хотели.
Становилось душно. Под ногами хлюпала вода. Рузя ругала Сташку, которая не поверила в чистоту своего тела и вторично влезла в лохань.
Вдруг за дверями раздался Зоськин визг:
— Пришли пани для удочерения!
Я оставила Весю с намыленной головой и, пообещав Рузе прийти немного погодя, убежала из прачечной.
В коридоре Зоськи уже не было. Казя, ползая на четвереньках, латала половик.
— Где эти пани для удочерения?
Она показала рукою на переговорную.
— А Йоася?
— Одевается в спальне. Как нарядится, сойдет вниз.
— И давно уже эти пани ожидают в переговорной?
— Давно. Ну-ка, подвинься, а то мешаешь.
В этот момент в коридоре появились обе дамы. За ними следовала сестра Юзефа, таща за руку перепуганную Зулю.
— Беги, детка, в умывальню и хорошенько вымой руки, — властно распорядилась монахиня. — А в это время Казя принесет тебе плащик из раздевалки.
— И какие-нибудь туфельки на выход, — поспешно добавила брюнетка, бросая взгляд на развалившиеся сандалии Зули.
— Иди, Казя, принеси исправные башмаки.
— Нет исправных, проше сестру…
— Как это нет?
— Есть, кажется, но с небольшими дырочками…
Обе дамы рассмеялись.
— Это верно. Здесь ничего приличного нет, — заметила сестра Юзефа. — Может быть, найду что-нибудь в келье. — И быстро зашагала к железной лестнице, ведущей в келью.
Обе дамы молчаливо присматривались к нам. Неожиданно старшая подала голос:
— Доктор был прав. Либо рахит, либо анемия. Или и то, и другое. Вы получаете свежие овощи?
— Что такое, проше пани? — переспросила я, захваченная врасплох вопросом гостей.
— Дают ли вам сырую морковь, квашеную капусту, лук или хотя бы брюкву?
— Мы едим приготовленные овощи, если они есть, — пояснила я. — А сырую, порубленную брюкву получают у нас коровы.
— И вы не можете отобрать ее у коров?
— У коров? Так ведь нас сейчас больше тридцати. Если бы мы съели всю брюкву, то коровы подохли бы. — И, желая блеснуть знанием дела, я добавила: — От анемии!
Вошла Зуля. Вымытое с мылом лицо ее казалось прозрачным. Она остановилась у окна. Мы догадывались: она напрягает все свои силы, чтобы не разразиться плачем. Тем временем подошла сестра Юзефа с парой исправных сандалий и серым плащом в руках. Мы наблюдали, как она одевает молчаливую Зулю. Уже обутая, одетая в плащ и темный берет, она обратила на монахиню умоляющий взгляд.
— Быстрее, моя детка, а то пани спешат, — деловито сказала сестра Юзефа.
Зуля прижалась щекою к жесткой рясе и, не отпуская руку монахини, ждала — с опущенной головой и зажмуренными глазами.
Сестра Юзефа коснулась губами ее лба.
— С богом, дитя! — Она высвободила свою руку из цепкого объятия Зули и, направляясь к выходу, сказала ласково: — Если пани захотят повидаться с сестрой-воспитательницей, то прошу прийти их часов в семь.
Опустив голову, Зуля перешагнула через порог. За нею вышли обе дамы. Сестра Юзефа захлопнула дверь и направилась в мастерскую.
— Казя, как это случилось?
Прежде чем она успела ответить, на лестнице появилась Йоася. Тщательно причесанная, умытая и вся светящаяся от счастья, она сбежала вниз.
— Где они?
Обернувшись, я с притворным удивлением посмотрела на лицо Йоаси, которое выражало сильное нетерпение.
— Кто?
— Ну, эти пани, что пришли за мною.
— Пани… еще в переговорной.
Подпрыгивая, она помчалась по коридору.
— Казя, что теперь будет? — спросила я шепотом.
— А откуда я могу знать?
С конца коридора уже возвращалась Йоася, крича:
— Сестра Романа говорит, что они уже ушли! Почему же не подождали меня?
Она остановилась возле нас и, переводя взгляд с меня на Казю, повторяла, силясь удержать рвущиеся у нее наружу рыдания:
— Ведь еще минуту назад они были здесь…
— Да, верно, — холодно сказала Казя, вглядываясь в сильно побледневшее личико Йоаси. — Были, взяли Зулю и ушли.
— Как это — взяли Зулю? Ведь…
Казя поднялась с пола и, воткнув иглу в клубок ниток, пояснила:
— Они же не обещали, что возьмут именно тебя. Могли брать ту, которая им больше понравилась. Вот взяли Зулю и пошли… Куда мчишься, сумасшедшая?
Йоася, ничего не соображая, мчалась в сторону прачечной. Здесь она угодила прямо в объятия Рузи и разразилась раздирающим душу плачем. Рузя, поддерживая прижимавшуюся к ней в отчаянии девушку и утешая чем только возможно, проводила ее до спальни.
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Гражданин города Роттердама Ганс Пфаль решил покинуть свой славный город. Оставив жене все деньги и обязательства перед кредиторами, он осуществил свое намерение и покинул не только город, но и Землю. Через пять лет на Землю был послан житель Луны с письмом от Пфааля. К сожалению, в письме он описал лишь свое путешествие, а за бесценные для науки подробности о Луне потребовал вознаграждения и прощения. Что же решат роттердамские ученые?..
Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.Фортунато был известным ценителем вин, поэтому не заподозрил подвоха в приглашении своего друга попробовать амонтиллиадо, бочонок которого тот приобрел накануне...