Избранницы короля - [49]

Вслух же он спросил:

— Зачем вы так упрямы?

— Я знаю, чем была для вас эта... женщина. Он досадливо отвернулся.

— Я обещал ей место фрейлины.

— Я не приму ее на службу.

— Екатерина, — сказал он, — вы должны это сделать.

— Нет. Нет!

— Вы говорили, что готовы сделать для меня все что угодно. Мне угодно, чтобы вы приняли эту даму к себе на службу.

— Только не это! Я не могу видеть... вашу любовницу... в своей опочивальне.

— Но, повторяю, я уже обещал назначить ее фрейлиной — а потому вынужден настаивать на том, чтобы вы утвердили ее в этом звании.

— Никогда! — вскричала Екатерина.

При виде ее страданий сердце короля невольно смягчилось. В конце концов, она молода и неопытна; она испытала тяжелое потрясение. Ему следовало бы хоть как-то ее подготовить — однако она сама лишила его такой возможности: ведь в своем лукавстве она даже не пожелала намекнуть ему, что ей известно о леди Кастлмейн.

И все же он осознавал всю тяжесть перенесенного ею удара. Понятно, что ее просто-напросто терзала ревность, и понятно, что ему следовало настоять на своем, но он искренне хотел облегчить ей, сколько это было возможно, путь к отступлению.

— Екатерина, — сказал он, — сделайте это для меня, и я навек сохраню благодарность к вам. Примите леди Кастлмейн к себе на службу — и, клянусь, стоит ей только проявить в отношении вас хоть малейшую дерзость, я немедленно прогоню ее с глаз.

Он умолк, так как, по его расчету, она должна была сейчас расплакаться — и уступить. «Ведь это так просто, — думал он. — До нее королевам приходилось попадать и в более щекотливые положения. Взять хотя бы Екатерину Медичи, которая много лет терпеливо дожидалась окончания романа ее мужа, Генриха Второго, с Дианой де Пуатье; или Генриха Четвертого со всеми его любовницами... Право, я требую от нее гораздо меньше, чем требовали от своих жен эти достойнейшие монархи!..»

Но он, как видно, ошибся в Екатерине. Вместо нежного, слабого существа, каким она представлялась ему до сих пор, перед ним стояла ревнивая и решительная женщина.

— Я не приму ее к себе на службу, — твердо повторила она.

Удивленный и теперь уже не на шутку раздосадованный король повернулся и покинул ее апартаменты.

Карл Пребывал в растерянности. Страдания Екатерины огорчали его, хотя и не так сильно, как огорчили бы неделю назад; ведь, по его мнению, ее упрямое нежелание понять всю затруднительность его положения ясно показывало, что тщеславие и самолюбие в ней сильнее любви к нему. Довольно скоро он окончательно уверился в своей ошибке — и это помогло ему вести себя с нею так, как он считал должным. Если бы это зависело только от него, он был бы добр и великодушен со всеми и не причинял бы страданий никому, даже тем, кого не любил; месть всегда казалась ему пустой тратой времени — что достаточно доказывала его снисходительность к злодеям, казнившим его отца и обрекшим его самого на многолетние скитания; он желал бы, чтобы

жизнь складывалась из одних только приятностей, со всяким же тягостным делом старался покончить как можно скорее или, еще лучше, препоручить его кому-то другому, отворотившись при этом в сторону.

Однако на сей раз ему, по-видимому, предстояло стать виновником страданий Екатерины; ибо позволить Барбаре открыть королеве интимнейшие подробности их взаимоотношений — а она грозилась это сделать, и Карл, зная Барбару, нимало не сомневался в ее способности исполнить угрозу — означало причинить королеве страдания куда большие, чем те, каких она могла ожидать, взяв Барбару к себе на службу.

Конечно, Екатерина была по-своему права, но все же благоразумнее с ее стороны было бы не углубляться с головою в свои переживания, а подумать хоть немного о том, каково сейчас приходится ее супругу. Это избавило бы всех от множества неприятностей.

Она вела себя как упрямая и недалекая девица, окруженная к тому же целой сворой чопорных церберш. Рассказывали, что ее португальские фрейлины и дуэньи не желали ложиться в постель, пока им не переменяли все простыни и покрывала: а вдруг в той же постели спал до них мужчина, и это осквернит их португальское целомудрие?

Словом, Екатерине пора было взрослеть и учиться жить при дворе, где царят нравы и порядки менее варварские, чем у ее суровой матушки в Португалии.

Нет, он не будет более просить и умолять ее — из этого пока не вышло ничего путного, кроме слез в три ручья. Однако терпеть дальше ее непослушание тоже было бы глупо: ему вполне хватает и строптивой любовницы. Следует проявить твердость хотя бы с одной из двух женщин, и этой одной никак не может оказаться Барбара — не только потому, чтоона пригрозила выложить королеве всю правду, но и по причине ее несравненно большей притягательности.

Посему он решил, что если представить Барбару королеве — а Барбара обещала вести себя в таком случае в высшей степени благопристойно, — Екатерина не станет устраивать сцену на глазах у всего двора; приняв же его любовницу однажды, она убедится, что ничего страшного в этом нет.

Королева в своей зале давала прием, на котором присутствовало множество придворных дам и кавалеров, но не было короля.