Избранница Павла - [101]

Возможно наличие у "Кантонца" и других навыков, пока что нами не выявленных. Степень опасности объекта в городских условиях нами оценивается значительно ниже, чем в условиях дикой местности. Поэтому ведение "Кантонца" в населенных пунктах, считаю возможным и желательным. Дедал предложил не вести его обычными методами, а вместо тесной опеки самим подкинуть ему информацию в русле его нынешних поисков. При таком методе больше шансов установить отношения с "Кантонцем" по типу выстроенных "Икаром". Сам я поддерживаю мнение Дедала

Исходя из всего вышеперечисленного, считаю, что арест и допрос "Кантонца" сейчас нам ничего не дадут. Его звание и связи на сегодняшний день не позволяют нам сколь-нибудь успешно разыграть эту карту, ни для работы с военными, ни для разработки руководства "Медвежьего", ни даже для продолжения разработки многочисленных объектов в "Черноводске". Единственный реальный интерес для нас в настоящее время могли бы представлять восточные связи "Кантонца", но о них объект не хочет говорить не только с "Икаром", но даже и с "Гранитом" и "Крестьянином". Прошу вашего разрешения на достижение более тесного контакта с ним. Для этого прошу санкции на оказание "Кантонцу" помощи в реализации его предложений (тем более, что они и для нас представляют некоторый интерес). В настоящее время "Кантонец" выбыл из "Соколовки" и дальнейшая его разработка предполагается нами уже в "Черноводске" и "Солнцевске".

Казбек.

— Пу-пу-пу-пу-пууу. Пу…Хэх! Пу-пу-пу-пу…

— И почему это вы, товарищ мастер опытного производства, таким ясным безоблачным рабочим утром отдыхаете от производства, в трудах на собственный карман? А?

— Павлуша! Неужт вернулся! А мы уж с Маринкой… Эх. Ну-ка, дай-ка погляжу на тебя. А загореть-то успел!

— Михалыч, погоди! Дай хоть переоденусь, иначе сам потом будешь мне форму отстирывать.

— Ой! Шо ж это я, пень трухлявый! Хотя… А, и правда, Паша! Давай-ка быстренько скидывай свое, и халат накинь, да помоги мне тут кое-шо доделать. А как управимся, сходим ко мне домой позавтракаем. А?

— Где хоть халат с калошами, эксплуататор?

— Стой! А ну-ка покажь! Ах, ты ж г.споди! Ой, Паша?!

— Успокойся, дядька. Это я так с парашютом прыгал, что чуть крышу с одного крымского дома случайно не снял. Вовсе не то, о чем ты подумал.

"А хоть бы и прав ты оказался, чего так шугаться-то? Или застращали вас всех уже по самые залысины? Подумаешь, пару ногтей с моей могутной длани ободрали. Стрелять все равно могу, прыгать могу, летать чуть попозже и то смогу, а работать даже прямо сейчас могу. Значит, не ранение это было, а так царапина. В общем, хорош тут панику наводить, товарищ "Диоген". Работаем".

— Точно с парашютом? Может, тогда просто постоишь тут, и меня подождешь? А я скоренько. А?

— Точно, Михалыч. Да и не болит она уже. Сейчас вот эту перчатку накину, даже и не замечу ничего в работе.

— Ну гляди у меня, пострел.

Пока руки делали, языки и уши, тоже без устали трудились. Михалыч, тактично интересовался делами в Крыму, не претендуя на глубокие подробности. На минутку впал в ступор после рассказа о Громове, но дальше выпытывать не стал. Павла потихоньку выспрашивала о событиях вокруг ХАИ.

— В общем, Паша, ерунда какая-то у нас тут творится. Одно хорошо, что профессор этот все по закону делал. Все бумаги у него в порядке оказались. Но вот Люлька с тем длинным Лозино-Лозинским, ну который крыло моему ИЖу помял, вот на этих видать зуб у кого-то большой вырос. Оба они, в тот же день, как началось у нас, попрощались с нами. Да в Питер, через Москву и уехали. А Архип-то Михайлович, который Люлька в первый день как сюда приехал, до глубокой ночи, все кино с испытаниями крутил. Радовался, ну прям, как дитё. Руками по ляжкам себя хлопал, через слово тебя хвалил. А еще, все-то ему хотелось с тобой покалякать, а тебя и нету. Уж как сильно он из-за энтого расстраивался. Зато мне он в отместку, все уши прожужжал, и такими вопросами меня засыпал, что у меня не только уши, но и мозги свернулись. Я про такую заумь в жизни не думал. А они с этим Лозино-Лозинским все время до приезда комиссии шалыми зайцами по институту носились, никому покою не давали. Ну и я, было, обрадовался, думал пошло дело-то. А тут – раз, и нá тебе. Приехали эти проверяльщики… Эх! Такому ведь важному делу мешают! Неужт не поймут, бесы!

— Тихо, Михалыч! Зря воздух не сотрясай. И еще, расскажи-ка ты мне дядька, а что с там "Тюльпаном" нашим сталось?

— С "Тюльпаном"? Не о том ты Пашенька беспокоишься. О себе бы лучше думал.

— Ты о чем это?

"Вот те раз! Только, что грустного ослика изображал, а сейчас словно Тарас Бульба сынов из Киевской Бурсы встречает. И чего это ты мне, аксакал тут опять своим нахальным оком подмигиваешь? Опять что ли за старое взялся. А может, это он про Маринку опять намекает? Хм".

— А о том. Сперва о здоровье своем надо думать, а потом уж и суету наводить. А потому давай-ка, мы с тобой, Пашенька, до завтрака к той бабке-знахарке прямо сейчас и съездим?

— Откуда спешка, у меня ж еще завтрашний день есть?

— Ты малец, лучше старших слушай, да не перечь! Убираем тут все, да поехали к ней. К Софье обычно натощак люди ходют. А вот уж, как вернемся от нее, так и поснедаем с тобой.