Избранная проза - [79]

В полдень бабушка подкарауливала меня у ворот. Живо домой, и чтоб без фокусов! Ничего не подозревая, я спросил, слышен ли был здесь взрыв. Бабушка поджала губы, словно мой вопрос ее обидел. Она не отходила от двери в комнату. Только попытавшись пройти мимо нее, я понял, что нахожусь под домашним арестом. Сегодня я вернусь, как только ты меня позовешь, сказал я. Вместо ответа тяжелые удары сотрясли половицы под моими ногами. Дедушка колол в сарае чурбак. Два железных клина, один деревянный и большой молоток под названием мортак. На кого он так разозлился? Я сидел на краешке кровати и размышлял. Пусть бабушка думает, что я готовлю уроки. По улице прошла эта девочка, Кати. У двери старой прачечной она позвала: Ёрги, Ёрги, ты здесь? Ну и имя, подумал я. Гетц, как его зовет мать, звучит как-то ловчее. Но Ёрги — пойди догадайся, что это Георг. Я всегда буду его называть Георг. Если бы он взял меня с собой. Кричи теперь, подумал я, наверняка его уже и след простыл. Я подогнул колено и опять почувствовал, как руки Георга крепко держат меня. Этот и впрямь сделает то, что решил, подумал я. Но наступит и мой день. Вот удивятся-то все. Марш от окна, заругалась бабушка. Да и ты тоже, подумал я. И увидел, как она заламывает руки: у него вечно была дурь в голове. Но кто бы мог подумать, что это всерьез! Я нетерпеливо поглядывал на улицу. Ничего не слышно, ничего не видно. Я спокойно раскрыл тетрадь.

Дерево сопротивлялось непрошеному гостю. Удары по клиньям становились все глуше и безнадежнее, но чурбак не сдавался. Чего тут раздумывать. Всадил рядом второй клин и стукнул как следует. И всех делов-то. Внезапно удары прекратились. Вроде бы заскрежетали ворота. Кажется, кто-то тяжело ступал по дорожке. Не стукнула ли дверь в кухню? Многоголосый женский крик заставил бабушку пошатнуться. Она ухватилась за косяк и прижала левую руку к сердцу. Крик прекратился. Я почувствовал, как у меня от пота защекотало под мышками. По улице бежала простоволосая Гата и пронзительным голосом звала Кати. Дедушка, кряхтя, перешагнул через порог. Он уселся, в видавших виды штанах, посередине сложенной вдвое перины и отрешенно уставился на свои руки, заляпанные смолой. Когда крики перешли в рыдания, то усиливающиеся, то затихающие, он попытался встать. Но сидел слишком глубоко, и ему нужно было обо что-то опереться. Иначе подняться он не мог. Можно было стучать сколько угодно. Открывать пришлось бабушке. Она толкнула дверь в сени и отступила назад. Быстро подошла ко мне и обняла. В проеме двери стоял мужчина из Зибенбюргена. Он комкал шапку, смотрел мимо нас тусклыми глазами и силился что-то сказать. Но из его рта вырывался лишь короткий сухой звук. Он долго хватал ртом воздух, прежде чем выговорил слово. Наконец он произнес: Господин сосед, это был несчастный случай, так точно, несчастный случай, он еще был живой, мой Георг, мой последний, мой единственный, в санчасти сделали всё, что смогли. Это вы должны знать, господин сосед. Не помогло. Прошлой ночью я слышал крик сыча и подумал, что это не к добру… Бабушке пришлось меня отпустить, ей понадобились руки, чтобы прижать их к лицу. Я шел за мужчиной, как привязанный. Он постучал к беженке из Силезии и сказал: Беда, госпожа хозяйка! Вышел из дома, пошел в хлев, встал между лошадьми, ласкал их, не понимая, что делает, и все бормотал: Беда. Потом подошел к повозке, встал коленями на дышло, приподнял попону и проговорил в небритое лицо украинца: Беда, дружище. Потерял равновесие, перевалился через валек и ударился лысой головой о камень. Украинец перемахнул через переднюю стенку, похлопал его по серой щетине и встряхнул, приговаривая: Пан! Пан! Когда он приподнял его желтые веки, я уже почти сообразил, что произошло. Даже понял смысл русского слова, которым украинец попросил у меня помощи. Я ухватил ноги, они были, как у всех, жесткие и узловатые. Украинец подхватил мужчину под мышки. Мы двинулись медленно вперед. Юри пятился к двери кухни; ударил пяткой по дереву. Кто-то открыл нам. Все закричали. Мы положили мужчину на пол. Как только у нас освободились руки, он открыл глаза. Правда, он их тут же закрыл снова, но это уже было его дело. Он подогнул колени и попытался встать. Встал и криво улыбнулся, глядя мимо затаивших дыхание и уставившихся на него женщин. Несчастье, сказал он. Меня передернуло от этой улыбки. Я отступил к двери. Мои глаза искали среди прижавшихся от страха друг к другу девочек Кати. Я надеялся, что она видела, какой я сильный.

Дедушка, согнувшись над умывальником, оттирал руки песком и содой. Бабушка держала синее полотенце. Оставь его без присмотра, он и белое мог взять. На дедушкином месте между свернутыми перинами сидела беженка из Силезии. Тут уж ничего не попишешь, говорила она. Но он чересчур потакал мальчику. Сам запряг лошадей и поехал с ним в Лигниц к гауляйтеру. Насчет СС. Они его не взяли. Вот теперь он своего и добился! Дедушка держит руки на весу. Бабушка опускает полотенце, а беженка всхлипывает. Такой молодой, и поди ж ты. Я уже знал, что будет дальше. Они придут в себя, я снова попадусь им на глаза. Следовало вовремя улизнуть за ворота. Уже на улице я едва расслышал негромкий окрик. Очень может быть, что это прокукарекал петух.