Избрание - [39]

Император своими эдиктами сильно урезал полномочия бунтующего внука, но оставил тому провинциальный трон, договариваясь с Солнцеликим и главами банкирских домов Ромлеи, лично, через голову Джанелло, при частых встречах в столице империи.

Ходили постоянные слухи о том, что наследник не просто вспыльчив, а скорее помешан: может отрезать нос или уши разозлившему его человеку, причём любого звания — сразу после пустячной ссоры. Обожает ходить «на вазу» при полном зале специально для этого собранных королевских дворян и принимать ванны в здании королевского совета, а во время мытья — подписывает документы с законами, голышом, прямо при депутатах.

Сами ванны, после того как омовение заканчивалось — тут же разбирались и немедля возводились новые, что бы утончённый правитель мог принять следующую очистительную процедуру, в условно «новом и чистом», месте.

Джанелло до сих пор не был женат, предпочитая почти официальные гаремы и регулярные изнасилования аристократок, в доме которых его принимали.

Это стало настолько обыденным, что мужья дам или сами связывали супруг и «дарили» правителю — или бежали через горы в столицу, требовать справедливости на имперском суде чести.

Ромлея, имея древнейшие торговые связи с многими странами и отличные земли для сельского хозяйства — явно проигрывала в разработке шахт и производстве металлических изделий.

Там жили торговцы и латифундисты. Находились и рыцари — но несколько изнеженные, над которыми постоянно посмеивались в прочих землях империи, и моряки — одни из лучших, если не лучшие, среди имперцев. Моряки Ромлеи нередко становились пиратами и доставляли своим землякам кучу проблем.

Богатейшие банкиры и торговые республики Ромлеи поддерживали Джанелло в походе за имперским троном, так как, по слухам: надеялись что это «проклятие» покинет наконец их земли и либо начнёт править далеко от них, либо же свернёт себе шею, в большой драке с остальными кандидатами на престол.

Его первый министр, Алавия — вёз с собой, в столицу империи, сундуки с монетами и редкие ювелирные наборы, а также огромных рельефных молчаливых рабов массажистов: суммы из сундуков предназначались аристократам, бывшим при власти. Наборы драгоценностей — для молодых жён и любовниц, этих самых столичных аристократов, а послушные рабы массажисты — их скучающим, по дворцам, пожилым, оставленным вниманием мужей, супругам.

Ромлеянская свита была невероятно шумлива и постоянно быстро жестикулировала, создавалось впечатление словно у каждого в ней было по шесть или восемь рук.

Люди из Ромлеи гримасничали и громко визгливо кричали, показывая чрезмерную провинциальность и удивление при виде столицы, и праздничной встречи в ней в их честь.

— Обезьяна! Как есть… — прокомментировал увиденное Атаульф.

— Нет, ну отчего же… — попробовал было смягчить вывод Атаульфа Жак. — Он всё же…

— Кривляющаяся обезьяна! — оборвал друга Атаульф. — Ты видел как он гоготал? — как мельник после многих литров вина! Не должен будущий правитель постоянно размахивать руками и что то с мерзкими улыбочками и ужимками обезьяны — обсуждать с людьми за его спиной. Может в Ромлее так и принято, но у нас его быстро укоротят на голову! Попомни мои слова…

На площади чуть далее от разговаривающих юношей заиграл оркестр и едущий на коне вице король Джанелло остановившись — внезапно спрыгнул со своего скакуна и принялся отплясывать что то простонародное и зажигательное.

Вскоре к нему присоединились все его люди, кроме первого министра Алавии, что часто хлопал для ритма в ладоши и подбадривал криком пляшущих, при этом сам не слазя с седла.

Через пару минут ромлеяне залезли снова на своих лошадей и разогнав скакунов, внезапной лихой лавой влетели на территорию перед императорским дворцом, где их уже ждали министр Дезидерий и начстражи имперской гвардии.

Все новоприбывшие, дружно гогоча, свалились со своих сёдел на камни перед трибуной, и их предводитель, вице король Ромлеи, Джанелло — несколько фамильярно поприветствовал подошедших к нему, с заверениями почтения и готовности служить, главного министра «престолодержателя» и начстражи: «Верные лакеи деда? — Привет! Потом заверения и встречи со всеми — всё потом! Вначале церемониал у вазы с дедовским пеплом, потом, в наш дворец — веселиться и пить!»

Люди в свите ромлеянского принца завопили дурными голосами и заулюлюкали, а Дезидерий и Магинарий Имерий в удивлении переглянулись: у них складывалось стойкое впечатление что ромлеянский наследник не в себе, либо же был откровенным шутом — которому невозможно было никоим образом отдавать в руки правление огромной державой.

Не став мешкать, главный имперский министр проводил Джанелло и его первого министра Алавию в помещения где располагался прах недавно умершего императора и вышел из залы, оставив дверь в неё слегка приоткрытой.

Внук из Ромлеи внезапно остановился у мраморной урны и вся его смешливость и скоморошья удаль куда то в мгновение улетучилась.

Он несколько раз нервно погладил свои пышные, иссиня-чёрные, курчавые волосы и вдруг стал тихим голосом начитывать молитву, быстро быстро произнося слова, словно проглатывая их.