Из жизни взятое - [8]
Его басовито грудной голос звучно примкнул к голосам спецпереселенцев.
«Черти, и в самом деле здорово поют!» – подумал Судаков. А песня лилась в таком темпе, с такими переливами голосов – то в медлительной раскачке, то с нажимом и присвистом, что казалось, будто вольная казачья конница едёт по ковыльной степи после успешного завершения боевой операции.
Замерла песня, и был слышен только скрип снега под ногами и полозьями саней тянувшегося обоза. Но вдруг позади колонны, за обозом, послышалось унылое, похожее на похоронный вой пение киргизов. Судаков не понимал этой песни, но ему казалось, что не в походе годится такое петь, а сидя на войлочной подстилке перед юртой. Была ли допета до конца песня, он так и не слышал: шум, говор и, наконец, громкий смех спецпереселенцев заглушил её.
Впереди в вечерних сумерках мелькнули огоньки небольшого придорожного села Оларёва. Здесь первый ночлег.
«Квартирмейстер» Сашка Быков успел слетать в Оларёво и, выехав навстречу колонне, доложил Судакову:
– Ночлег обеспечен. Тесно будет, зато тепло спать. В школе, маслодельном заводе, да ещё есть общественный амбар-магазея. Можно бы и в церковь, но ключи утеряны…
В этих общественных постройках и разместились спецпереселенцы. Когда все легли спать, Судаков, оба милиционера и Охрименко расположились на ночлег отдельно в избе сельского исполнителя. Председателю сельсовета, встретившему колонну, Судаков велел передать в Вологду телефонограмму о благополучном их прибытии в Оларёво.
Председатель выполнил это нетрудное поручение и на всякий случай, по своей инициативе, выставил за селом, на пути к Вологде, патруль из двух бедняков с дробовыми ружьями.
Охрименко положил под голову свернутый кожух, рядом с собой кисет и спички и уснул немедленно. Не спалось Судакову и обоим милиционерам. При тусклом свете семилинейной лампы они, все трое, лежа поперек соломенной постели, тихо разговаривали.
– А работяги-то они хреновые, – спокойно, ни с того ни с сего сказал Сашка Быков. – Прошлый раз вот такую шатию-братию я за Семигороднюю станцию в лес сопроводил. Заставили их себе жильё строить, так они, несчастные, не знают, как пилу надо держать, как за топор взяться. Того и гляди себя по ногам рубанут. Наши там, лесорубы, им стали помогать. У тех лес под корень, как бритвой. Нарубили им. Ну, прутья-то очистить полегче… Стали строиться нехотя… Счужа, как не для себя. Многие так и считают, что это «вавилонское столпотворение». Рано ли, поздно ли, а так и говорят: «Разбежимся в разные стороны…».
– Чего ты, Быков, от них хочешь, – вмешался Судаков. – Они же на черноземе выросли. Соломой печи топили. Откуда им сразу с лесом свыкнуться. Жизнь заставит. А все не разбегутся. Я так понимаю: часть, конечно, домой уедет, которых перегиб коснулся. У хлеба не без крох… Лес рубят – щепки летят.
– Щепки одно, люди – другое… – заметил Коснырев, пряча наган под изголовье.
– Жалко тех, которые попали сюда по личной злобе, по несправедливым ябедам, по личным счетам местных властей. А есть и такие. Право, есть, – тихонько сказал Быков.
– Ну, что же, – не то возражая, не то объясняя, начальственным тоном заговорил Судаков. – Революция не может обойтись без издержек. Дорогоньки накладные расходы, ничего не поделаешь, ох, дорогоньки. Сильный момент – ликвидация кулачества как класса! Что вы думаете, легко и просто даётся? Неслыханное в истории человечества дело, это у нас только. И это законно и закономерно…
– Почему законно? – спросил Коснырев.
– Читай Ленина – узнаешь.
– Ленина мне трудно. Малограмотен я. Да если бы на коми языке, легче бы понимал.
– Читай на коми. Есть теперь и такие книги. Ленин знал эту классовую породу. Писал он в своих трудах, что кулаки есть самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов, капиталистов… – Притихшим голосом, чтобы не разбудить надежно уснувшего Охрименко, он продолжал, как на уроке политграмоты, просвещать милиционеров: – А что вы думаете, мы невинных агнцев, угодников божьих ведем за Тотьму? Как бы не так!.. Оно, конечно, есть и случайно пострадавшие, есть. С ними разберутся. А главное-то всё же по острой необходимости международного и внутреннего нашего положения – укрепить диктатуру пролетариата. Перевести сельское хозяйство с капиталистического частного пути развития на коллективные – кооперативные формы. А как переведёшь, если кулак сопротивляется. Прячет хлеб. Создает условия голода. Вздувает на хлеб цены. Убивает сельских активистов. Давно ли у нас под Вологдой кулаки в куски изрубили селькора… А сколько они скота извели, чтоб не сдавать государству? А как они цепляются мёртвой хваткой за собственность. Как после революции, завладев порядочными кусками земли, стали быстро богатеть и прижимать бедноту? Нет, ребята, что ни говорите, что ни думайте, а великий перелом – правильный перелом…
В эту минуту Охрименко повернулся на другой бок и захрапел еще громче. Судаков насторожился. А, впрочем, чего он сказал особенное? Не секрет, не тайну выдал, если этот Охрименко и подслушал. Коснырев привстал на постели, спросил:
Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».
Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.
«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.