Из «Записок Желтоплюша» - [17]

Глава VII Последствия

Шевалье все же выздоровел. Пуля причинила жестокое воспаление и жар, но вышла сама собой. Он пролежал шесть недель и потом еще долго прихварывал.

Хозяину, к сожалению, пришлось хуже, чем его противнику. Его рана тоже воспалилась; да что тут долго рассказывать — кисть руки пришлось отнять.

Он все перенес как герой, через месяц был здоров, и рана зажила, но, когда он смотрел на свою культю, он бывал похож на дьявола!

Конечно, мисс Гриффон после этого влюбилась в него еще пуще. Она посылала ему по двадцать записок на дню, называла любимым, страдальцем, героем и не знаю уж, как еще. Некоторые ее записки я, как уже было сказано, сберег; сколько в них чувства! Куда там «Страдания Мак-Виртера».

Старый Крэбс частенько к нам наведывался и немало выпил у нас вина и выкурил сигар. Думаю, что он жил в Париже потому, что дом и поместье у него описали; а болезнь сына была хорошим предлогом; не мог же тот выставить отца за дверь. Вечера милорд проводил у леди Гриффон; я там не бывал, пока хозяин болел; и шевалье тоже не было — мешать было некому.

— Видишь, как эта женщина тебя ненавидит, — говорит однажды милорд в порыве откровенности, — попомни мои слова, она тебе еще покажет.

— Будь она проклята, — говорит хозяин, глядя на свою изувеченную руку. — Будь она проклята, я с ней тоже когда-нибудь поквитаюсь. Хорошо, что я хоть Матильду прибрал к рукам. Ей теперь придется идти за меня ради своей чести.

— Ради своей чести! Ого! Отлично! — говорит важно милорд. — Отличный ход, мой мальчик.

— А раз так, — говорит хозяин, усмехаясь и подмигивая отцу, — раз девица — моя, чего мне опасаться этой змеи-мачехи?

Милорд в ответ только присвистнул, взял шляпу и ушел. Я видел, как он направился в сторону Пляс-Вандом и вошел к Гриффонам. Ну и старик! Не скоро найдешь другого такого добродушного и веселого старого негодяя.

И правильно он сказал моему хозяину, что леди Гриффон «ему еще покажет». Так оно и вышло. Только следующий свой фокус она сама бы не придумала — кто-то ее надоумил. Вы спросите: кто? Если вы читаете внимательно и видели, как почтенный старый джентльмен взял шляпу и пошел себе на Пляс-Вандом (по дороге заглядываясь на французских служанок), вы, может быть, догадаетесь, кто это был. Потому что женщина вовек бы до такого не додумалась.

В первой части моей повести о мистере Дьюсэйсе и о том, как благородно он обошелся с Докинсом и Блюитом, я имел честь представить читателям список его долгов, где, между прочим, значится следующее:

«Векселя и долговые обязательства: четыре тысячи девятьсот шестьдесят три фунта стерлингов».

Обязательств было немного, примерно на тысячу фунтов, а векселей — на четыре тысячи.

По французским законам векселя, хоть бы и выданные в Англии, но перекупленные французом, могут быть предъявлены им к уплате, даже если должник находится во Франции. Этого хозяин не знал — он думал, как и все думают, что раз удрал из Англии, то и от долгов убежал и может на них поплевывать.

А леди Гриффон велела своим лондонским поверенным скупить у владельцев всю коллекцию автографов на гербовой бумаге, какую там оставил мой хозяин; владельцы были, конечно, рады хоть что-нибудь за них выручить.

И вот однажды, когда я вышел во двор побеседовать со служанками — а это я взял себе за правило, ради практики во французском языке, — одна из них мне говорит:

— Мсье Шарль, там внизу пристав с жандармами; спрашивает вашего хозяина — a-t-il des dettes, par hazard?[25]

Я так и опешил — но тут же все понял.

— Туанетта, — говорю я (так ее звали), — Туанетта, — говорю и целую ее. — Ради любви моей, задержи их хоть на минуту.

Еще раз ее целую и бегу наверх. Хозяин к тому времени уже вполне оправился от раны, и ему разрешили выходить, — счастье его, что он уже окреп.

— Сэр, — говорю ему, — вас ищет пристав, спасайтесь.

А он:

— Какая, — говорит, — чепуха! Я, слава богу, никому здесь не должен.

— Ничего не чепуха, — говорю я ему, — тут уж не до почтительности! — А в Англии, скажете, тоже не должны? Говорю вам, пристав! Сейчас сюда войдет!

Тут как раз — динь-динь-динь! — зазвонил дверной колокольчик. Ясное дело — они!

Как быть? С быстротой молнии сбрасываю ливрею, надеваю ее на хозяина, а на голову ему — свою шляпу с пузументом. Сам закутываюсь в его халат и, развалясь на софе, приказываю ему отворить.

Входит пристав с двумя жандармами, а с ними Туанетта и старичок официант. Увидя хозяина, Туанетта улыбается ему и говорит:

— Dis done, Charles! Ou est ton maitre? Chez lui, n'est ce pas? C'est le jeune homme á Monsieur[26]. — И приседает перед приставом.

Официант чуть было не брякнул: «Mais ce n'est pas…»[27], — а Туанетта ему:

— Laissez done passer ces messieurs, vieux betê![28]

Они входят в гостиную, а жандармы становятся у дверей.

Хозяин распахивает двери гостиной и, притронувшись к моей шляпе, спрашивает:

— Прикажете идти за кебом, сэр?

— Нет, Чарльз, — отвечаю я, — сегодня я никуда не поеду.

Тут пристав улыбается (он понимал по-английски, недаром часто имел дело с английскими клиентами) и говорит:

— Придется вам все же послать вашего слугу за экипажем, сэр. Я вынужден задержать вас, au nom de la loi