Из Венеции: дневник временно местного - [3]

Пассажиры — в основном итальянцы, частично израильтяне — безмятежны.

Вылетели с опозданием на два часа. Рискую не успеть на самолет до Венеции. Прошу немолодую серьезную стюардессу пропустить меня перед прибытием в голову самолета, поближе к двери. (Мое место, как назло, в хвосте.) Она пересадить отказывается и утешает меня с очень сочувственной, почти материнской интонацией: «Здесь большинство пассажиров летят с разными пересадками, и почти все они опоздают».

Стюардесса знала, что говорила. Я опоздал бы на самолет в Венецию, если бы он вылетел вовремя. Но он и не думал вылетать. Вывод: на итальянский самолет опоздать нельзя.

Есть такое чудное еврейское слово «поволе» или даже «поволиньке». Махн эпес поволиньке. Это принцип итальянской жизни. В сочетании с заботой о ближнем и доброжелательностью это «поволиньке» создает ощущение бесконечного покоя и умиротворения. Втягиваясь в поток итальянской жизни, я чувствую себя необыкновенно спокойно. И это непривычное ощущение ужасно нервирует.

Из разноязычного гудения толпы вдруг отчетливо доносится на русском:

— …не должна я ей привозить в подарок маску только за то, что она разрешила мне неделю пожить с ее котом…

У всякого следствия есть много причин, но одна — главная. Так, главная причина того, что я сейчас в Венеции, — это принятое в 1516 году папой Львом Х решение об изгнании евреев из Италии. Венеция, всегда с папами не ладившая, указ выполнять не стала. Но все-таки надо было как-то реагировать. Дож Леонардо Лоредан принял решение организовать на островке Джетто (Ghetto) закрытый еврейский квартал. Тогда это слово было венецианским топонимом — и не более того. Ашкеназы — первые насельники квартала — прочитали его как «Гетто». Потом это слово стало нарицательным, с широким спектром мрачных коннотаций.

Гетто исполнилось 500 лет. VIU понадобился юбилейный курс лекций по Jewish Studies. Предложили С. И., моему коллеге по Европейскому Университету (ЕУ). Он это предложение со мной любезно располовинил.

(Вообще люди способны отмечать что угодно. Помню, в 2003 году множеством мероприятий отмечалось столетие кишиневского погрома. Город Кишинев страшно гордился погромом, ведь погром — единственное, что помнят о Кишиневе в большом мире.)

Конечно, причиной моей поездки стало, например, и то, что ЕУ входит в консорциум университетов, организовавших VIU, и множество других причин, явных и неявных, веселых и грустных. Но я утверждаю, что львиная доля в том, что я доехал-таки до Венеции, принадлежит папе Льву Х, хотя он этому, наверное, не был бы рад.

В силу досадного недоразумения сварил щи с фенхелем. Неповторимо!

В зеленных лавках продаются белые по 20 евро/кг и лисички по 15 евро/кг. Две мои идентичности — Шейлока и фанатичного (а в этом году еще и удачливого) грибника дрожат и сливаются в экстазе.

Решил сходить на рынок, который углядел на другом берегу Большого канала, на набережной. Сравнить цены и качество с супермаркетом. Некоторые цены выше (иногда бессмысленно выше), некоторые такие же. Выбор лучше, качество значительно лучше.

По дороге на рынок, которая вся-то десять минут, забрел в две церкви: Сан Сальвадор (эта у меня прямо за углом) и еще одну маленькую, Сан Джакомо, сразу за Риальто.

В Сан Сальвадоре — отличная скульптура, прежде всего Якопо Сансовино[1], и замечательное «Благовещение» позднего Тициана. Там кусок неба совсем как в «Святом Себастьяне», который в Эрмитаже, а вся живопись настолько лихая, настолько «пропадай моя телега», что если это не авангард, то что — авангард? Тициан в старости вообще, мне кажется, на все плюнул, кроме живописи, понимаемой как жизнь цвета в самом биологическом смысле этого слова[2].

В Сан Джакомо ди Риальто, такой маленькой, что ее называют Сан Джакомето, живопись — ничего особенного, но зато — выставка музыкальных инструментов XVII века, и сама она вся древняя (по преданию, самая древняя в городе) и замечательная. Там над церковным крыльцом деревянный навес на простых каменных столбах. В церкви на информационной дощечке (они тут везде) написано, что раньше (ну то есть в Средние века, это же раньше, правда?) везде были такие навесы, но потом ренессансные архитекторы заменили их каменными аркадами. А тут по недосмотру остался. Навес-галерея над крыльцом совсем как в Шаргороде, только в Шаргороде столбы деревянные.

А что сегодня видели вы, когда ходили утром за молоком и картошкой?

Обратно, неся в авоське два помидора, четыре персика и кочан капусты, пробирался по Риальто сквозь толпу туристов. Глядел на них со снисходительным сожалением: вы тут зенки лупите, а мы тут живем. Уже почти неделю живем. Все на свете может быть поводом для снобизма, даже кочан капусты.

В армянском монастыре на острове Святого Лазаря отличный музей. Он, конечно, немножко кунсткамера, как все самодеятельные музеи. Что подарили (египетскую мумию, картину, чернофигурную вазу, ржавый наконечник из Урарту, китайскую вазу, именной указ Петра I армянскому купцу etc), за то и спасибо. Но есть вещи прямо потрясающие. Во-первых, старая-старая армянская полихромная керамика. Ее далекий и слабый отсвет — всем известный иерусалимский ширпотреб. Но это все равно как косовские