Из тьмы веков - [10]

Гойтемир привязал лошадь к коновязи и пошел к крыльцу.

— Стой! Куда прешь! — строго остановил его один из часовых и дернул звонок. Внутри зазвенел колокольчик. Вышел человек в казачьей форме с погонами на плечах.

— Тебе чего? — спросил он у Гойтемира, бросив подозрительный взгляд на Турса.

— Талмач надо. Русски по-русски не знай. Мене таршин горыске отарби… — пытался объясниться Гойтемир.

Но из всего, что он сказал и что должно было означать — «нужен переводчик, по-русски говорить не умею, я старшина из горского округа», писарь, видимо, понял только, что нужен переводчик и удалился. Вскоре он снова вышел в сопровождении ингуша-переводчика, одетого в такую же, как и он, казачью форму. Гойтемир, а вслед за ним и Турс изложили им свою просьбу. Рассказали о бедственном, безвыходном положении Турса. Писарь и переводчик посоветовались и разрешили Гойтемиру пойти с ними. Когда они скрылись за дверью, Турс спохватился и решил догнать их. Но стражники так яростно закричали на него, показывая на его грязные до колен ноги, что он невольно попятился, ожидая удара, и положил руку на рукоятку кинжала.

— Вот зверь! Чуть что за кинжал! Похватаешься! А то мы быстро! Не с такими приходилось!

И хотя Турс не понял слов, тон, которым они были сказаны, говорил сам за себя. Он отвернулся от часовых, подставляя для ругани свою широкую, в заплатах спину, и больше не двигался с места. Он глубоко презирал их за грубость и беспричинную злость.

Через час появился Гойтемир. Турс по его глазам понял, что дела плохи. Гойтемир с досадой махнул рукой.

— Опоздали мы с прошением. Сказали: есть царский указ и его никто не может отменить. Не только твоя, а вся земля, которую отняли у наших, отныне навсегда будет принадлежать тем, кто на ней поселен. Поедем на базар. Мне кое что нужно купить для дома, — сказал он, меняя тему разговора, и направился к своей лошади.

И снова двинулись они по улицам месить грязь. Один — конем, другой — ногами. Один зная, зачем едет, другой — не зная, зачем идет, зачем живет и что будет делать.

— В канцелярии говорили: сегодня на базар прибыли орштхоевцы и назрановцы[21], которые уходят в Турцию.

Турс слышал о том, что многие черкесы, чеченцы, орштхоевцы, не желая покориться русскому царю, едут в Турцию. Но чтоб ингуши уезжали, такого еще никто не слыхал.

На базаре стоял многоголосый шум. Грязь здесь переливалась и хлюпала под ногами жидким месивом. Арбы располагались рядами. Где торговали зерном, где мукой, где птицей. Поодаль — подводы с дровами, скотина. А еще дальше стойбище переселенцев: подводы и арбы, крытые кибитками, скотина, дети, костры, треноги с котлами.

Тревожно сжималось сердце при виде людей, которые навсегда уходили в чужие края.

Гойтемир и Турс направились к ним.

Весь базар был взволнован этим событием.

Люди подходили к переселенцам, чтоб поговорить, проститься.

Мужчина лет пятидесяти, с большой черно-рыжей бородой, в рваном бешмете громко говорил, обращаясь к народу:

— Мы — мусульмане. А те, которые остаются, — это рабы свиноедов и будущие свиноеды. Мы — мусульмане! — Он возвысил голос и сверкнул глазами, в которых горел фанатичный огонь. — И мы едем к мусульманским братьям, к самому султану! Имам пленен, но газават продолжается! И кто не доберется до страны, отмеченной знаком пророка, кто умрет на пути к вере, тот будет в раю, как и те, что погибли в священной войне. А кто доберется, тот под зеленым знаменем Мухаммеда еще вернется сюда с оружием в руках!

— Ты говоришь слова, которые услышал от других, — возразил ему горец из задних рядов. Хромая, он пробился вперед. — Кто был в Турции? Кто знает, что там? Кто нас туда зовет? Это здесь придумали! Дураков ищут, чтоб мы им землю оставили! Лучше здесь, на своей земле, быть нищим, чем быть султаном в чужом краю! — Хромой выразительно поднял к небу палец и выставил вперед острую бороду.

— А что делать, если нет у меня земли? — неожиданно спросил его Турс.

— Как нет? — смутился хромой, опуская палец. — Совсем нет?

— А так. Нет. Водой смыло. Дай мне часть своей, и я так же буду говорить.

— Но откуда я тебе возьму? У меня у самого не хватает.

— А султан даст землю, зерно для посева, лес на постройку. Ты правильный человек, и ты должен быть с нами! Едем! Меня зовут Хамбор. Я из Алхастов… — кричал человек в равном бешмете, напирая на Турса, словно тот был глухим.

— Да я не прочь, только мне и уехать-то не на чем! — усмехнулся Турс и подался было назад, но Хамбор не собирался так просто отпускать его.

— Подожди! — крикнул он. — Если ты действительно хочешь ехать, лошадь и подводу тебе дадут! На это султан для бедных выговорил у царя деньги! Да вот наш офицер! Он поведет нас до границы. Спроси у него!

В круг на гнедом коне въехал красивый молодой человек в фуражке и бурке. Его сопровождали переводчик и вестовой. Когда офицер узнал, о чем речь, он поинтересовался, откуда Туре и как сюда попал. Туре рассказал свою историю, призывая в свидетели старшину Гойтемира.

Молодой офицер выслушал их и, сдвинув ровные брови, спросил:

— Так ты действительно готов ехать? Если так, хоть у меня партия уже и собрана, но я берусь помочь тебе.