Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [79]
Там стояли аккуратно сложенные ящики от присланных ей посылок. Сохранила и крышки от них.
«Вот молодец. Совсем как у нас. Света с Колей давно бы уже все выбросили, а эта бережет», — опять с удовлетворением подумалось мне.
Мое посещение подходило к концу.
— Мама, приходи ко мне, — попросила Светлана. — К Коле ездишь, а почему не ко мне?
— Так к Коле же ближе идти.
— Ничуть не ближе, — запротестовала дочь.
— И квартира у Коли была больше твоей, — продолжила оправдываться я. — Ну, сейчас можно и к тебе заезжать. Места для ночлега хватит: две кровати простые стоят.
Уже одеваясь, снова стала свидетелем проявления еще одной черты, вынесенной из нашей семьи.
— Куда бы мне вот это пальто деть? Совсем новое, а мало стало. Никому не подходит.
Наша сноха Света, Колина жена, давно бы уже в комиссионный за полцены сдала, а эта не хочет. И опять это наше, мое. «Сколько же хороших черт ты вынесла из семьи и сохранила в себе? Нет, не чужая ты мне, а своя, родная».
И теплое чувство близости к дочери снова согрело душу.
Узнала, что Ирина, одна из дочерей Светланы, много читает, умеет кроить и шить. И учится лучше своей сестры Марины.
«А я-то было, обеих отождествляла, на обеих свою обиду распространила», — упрекнула себя.
И вот уже к Ирине повернулась душа.
Расстались мы друзьями.
1981-ый год. На новом месте
На редкость мягкой стоит нынче зима. Температура очень редко снижалась за отметку -10; и то на очень непродолжительное время.
Новый 1981-ый год встречала в деревне Коршунове, одна, в чужом доме.
Не удивительно ли, имея мужа и стольких детей, встречать Новый год одиночкой!
А вот и так бывает.
Заведующая сортоучастком вышла в отпуск и решила поехать встречать Новый год к своей сестре, а меня попросила подомовничать. Толю она попросила поехать с ней. Вот так я и осталась одна.
После окончания института предпоследний сын Анатолий был направлен, как я уже писала, на работу агрономом на сортоучасток в деревню Коршуново Балезинского района. Сортоучасток находится на землях колхоза «Мир».
Трудно привыкал сын к жизни в деревне. Он, уроженец поселка городского типа, никогда не жил в сельской местности среди полей и нив.
Положение осложнилось еще и тем, что в деревне не было ни одной русской семьи. Жили здесь одни удмурты.
В его же родном поселке подавляющее число составляют русские. Правда, есть и удмурты, но они составляли очень незначительную часть населения поселка. Больше было татар.
Больше всего меня беспокоило, сможет ли сын работать агрономом, найдет ли удовлетворение в этой профессии. При первом же посещении сына постаралась узнать это.
— Ну, как он здесь работает? Как к делу относится? Получится ли из него агроном? — сразу же по приезду к сыну начала расспрашивать заведующую сортоучастком, уже не молодую, приветливую женщину.
— Хорошо работает. И агроном из него не плохой выйдет. Вот до него посылали сюда агронома, тоже молодого, так тот больше к машинам и механизаторам льнул, а этот нет. Этот все больше с растениями возится, садит, пересаживает, расспрашивает о них.
— Ну что же, хорошо. Привыкнет, и будет работать в деревне.
— Не-е-т, — протянула заведующая, — не хочет он оставаться здесь. Хочу, говорит, самостоятельной работой заняться. Мне, говорит, такая работа не нравится, не останусь я тут, учиться поеду.
Не нравилось сыну и удмуртское окружение. Ему, не знавшему, по — удмуртски ни слова, было трудно общаться с людьми, чувствовать себя свободно.
— Они говорят между собой, а я, как дурак, среди них: слушаю, а ничего не понимаю. Может, они про меня говорят. То ли дело среди русских.
— Ничего, сын, привыкнешь, — успокаивала я. — Удмурты — неплохой народ. Они и к русским относятся уважительно, не как, скажем, татары. У тех старая вражда к нам еще сказывается.
— Все равно среди русских лучше.
— Ну, это в какую деревню попадешь. Бывает так, что среди русских тяжелее живется. А на сортоучастке работать можно. Во всяком случае, интереснее, чем агрономом в колхозе.
— Не хочу я тут оставаться, — упорствовал сын. — Ну что это за участок? Все время ветры дуют, пыль с дорог летит, земля плохая. Нет, не останусь я здесь.
И впрямь, ветра здесь куда сильнее и чаще, чем у нас в поселке. Поселок расположен в низком месте и окружен лесами, а эта деревушка стоит на холме, почти без всякой древесной растительности.
— Посадить здесь кругом участка деревья, и ветра меньше будет. А от дороги посадить акации, и пыль в окна не полетит. Знаешь, на этом участке хорошо смородина будет расти.
— Почему это?
— Место сырое, открытое, солнца много. Что касается почвы, так ее удобрить всегда можно. Было бы желание. И еще я тебе скажу: не место красит человека, а человек место.
— И все равно я здесь не останусь. Не нравится мне тут. Я учиться поеду.
— Ну, что же, учиться — это неплохо. Поезжай, если твердо надумаешь, и будешь стараться поступить куда — то. Можно заочно оформиться.
Так рассуждали мы с сыном в первый мой приезд. Но видела я, что определенной какой-то цели, куда идти учится, какую профессию избрать, у сына не было. И профессия агронома ему не то, чтобы не нравилась. Просто она была необычна для него: не один из его сверстников — товарищей не занимался ею.
Александр Ковинька — один из старейших писателей-юмористов Украины. В своем творчестве А. Ковинька продолжает традиции замечательного украинского сатирика Остапа Вишни. Главная тема повестей и рассказов писателя — украинское село в дореволюционном прошлом и настоящем. Автор широко пользуется богатым народным юмором, то доброжелательным и снисходительным, то лукавым, то насмешливым, то беспощадно злым, уничтожающим своей иронией. Его живое и веселое слово бичует прежде всего тех, кто мешает жить и работать, — нерадивых хозяйственников, расхитителей, бюрократов, лодырей и хапуг, а также религиозные суеверия и невежество. Высмеивая недостатки, встречающиеся в быту, А. Ковинька с доброй улыбкой пишет о положительных явлениях в нашей действительности, о хороших советских людях.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.