Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [78]

Временами приходила в голову невеселая мысль: «Поди уже совсем и думать забыла обо мне, да и кто я теперь такая для нее? Зачем я ей, раз не помогаю и не хочу помогать, как и всем детям, материально». И ее, и всех остальных учила добиваться материального благополучия своим собственным трудом, ни на кого не надеясь. Духовной же связи, как я думала, Светлана не признавала. Всегда помнила ее слова, сказанные ей о своей родной матери:

«На что она мне мертвая-то!» А я уж и подавно не нужна.

«Ну что же, выращена, выучена, сколько было можно, живет, работает, имеет свою семью. Стоит ли думать о какой-то мачехе, если уж о родной так сказала», — с грустной покорностью судьбе думалось мне.

Слышала от сына, живущего с падчерицей в одном городе, что она получила приличную благоустроенную 2-х комнатную квартиру, что дочери ее после окончания 8-ми классов учатся в медучилище, в городе Алапаевске.

«Ну вот, и совсем хорошо», — окончательно успокоилась я. Время от времени навещала сына, но к дочери не заходила: не хотелось напоминать о себе. Забыла и ладно.

Не зашла я и на этот раз. Да и приезжала к сыну всего дня на три.

И вот совершенно неожиданно получаем письмо такого содержания:

«Привет из Верхней Салды. Здравствуйте родные. Извините, что решила вас побеспокоить, не вытерпела. Видела Свету, она мне рассказала, что приезжала мама, и не пришла даже. Ну сколько она может сердиться и дуться на меня, нельзя же так всю жизнь помнить зло, неужели только и было плохое, я бы на ее месте пришла и посмотрела, как мы живем. Квартиру получила, девчонки выросли уже большие, неужели сердце нисколько не болит, у меня бы душа не вытерпела. У меня, может, больше обид, но я так долго не могу терпеть обиды. У меня все прошло давно, а она все держит обиды, наверное, хватит сердиться друг на друга, ведь, кажется, не чужие. Писать больше пока не буду, если посчитаете нужным, напишете, а если нет, дело ваше, конечно, я тут не в силах, ничего не поделаешь. Посылаю Иринку и Маринку, если примете. Посмотрите, какие они.

Не знаю, напишите или нет, хватит сердиться, надо жить в мире.

Поздравляю маму с праздником 8-ого марта!

Света. 6/III-80 г.»

Письмо, будто выплеснуто доброй обидой из глубины души, несказанно обрадовало меня.

«Здравствуйте, родные», — пишет. Значит, считает родными, не только отца, но и меня, свою мачеху, раз обращение к обоим. Обрадовала обида, что не зашла к ней, и то, что никакие-то материальные соображения, а потребность духовного общения с близкими людьми заставили написать это письмо. Порадовало и то, что первой сделала шаг к примирению. И хотя покоробили слова «сердиться», «дуться», которыми характеризовала Светлана наши отношения, теплое чувство к падчерице согрело душу.

Не могла я не откликнуться на такое письмо.

«Ты пишешь, что давно забыла уже все обиды, и упрекаешь меня, что я их долго помню, но ведь ты учти, что я на много лет старше тебя, а старшие люди гораздо глубже переживают обиды и дольше помнят их», — писала я.

Писала о том, что добрых-то слов после тех, недобрых, я так и не услышала.

«Согласна с тобой, что надо жить в мире и что мы не чужие, но ведь не я виновата в нашем отчуждении. Если помнишь, я никогда не писала тебе недобрых писем, не говорила тебе обидных слов. Обижаешься, что не захожу к тебе узнать, как живете, посмотреть новую квартиру, но разве ты приглашала когда-нибудь на свою квартиру?» — писала в своем ответном письме.

В конце августа привезла к сыну его дочку, находящуюся у нас до школы. Вот и дождались мы, что нашей внучке Алёнушке подошла пора идти в 1-ый класс.

Едва успела перешагнуть порог Колиной квартиры, как появилась наша Светлана. Будто караулила мой приезд.

— Мама, зайдешь ли ты к нам-то? — спросила!

— Почему не зайти, если пригласишь.

— Вот я и приглашаю: приходи, — попросила моя, уже снова не падчерица, а дочка.

— Завтра я сама после работы зайду за тобой. Ты не уйдешь никуда?

— Не уйду.

И вот я у Светланы. В отличной благоустроенной квартире со всеми удобствами: горячая и холодная вода, газ, ванна, отдельно туалет, две изолированные комнаты, прекрасная обстановка (несколько лет копила на нее деньги).

Порадовали чистота и порядок в квартире.

«Вот это наше. Не зря приучала ее к этому», — подумала удовлетворено.

Девочки были дома. Встретили настороженно. Ждали, видимо, упреков с моей стороны и готовились к ним.

Но я постаралась призвать на помощь всю свою доброжелательность и чувство такта, какое было во мне (а его у меня, признаться, не так-то уже много), и скоро наша беседа приняла непринужденный характер.

Светлана показала кухню. Большая (хоть танцуй), удобная. На холодильнике на газете лежали мелко нарезанные кусочки хлеба.

— А это для чего? — поинтересовалась я.

— Сушу.

— А потом куда деваете?

— Как — куда? Едим с супом. У меня ни одна корочка зря не пропадет.

«И это мое», — снова подумала я, вспомнив, какими кусками выбрасывают хлеб у Коли.

В конце нашей беседы сообщила дочке, что купила муки и не могу найти ящик, чтобы отослать ее домой.

— Возьми у меня, — предложила Светлана. — У меня есть, если подойдет.

И повела на балкон.