Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [32]

— Ну и деньги важны тоже, — стоит на своем Света.

Ох, трудно придётся им уживаться вместе!

— Будь ты, Коля, поласковее да поуступчивее немного, — прошу я сына. — А то ведь так вы возненавидите друг друга, что жизнь хуже каторги покажется. Раз уж сошлись, и дочь у вас есть — живите, приспосабливайтесь друг к другу. Ну, а лаской да добрым словом многого можно добиться. Наш брат — женщины, любим ласку. Вот ты и не скупись на неё. Надо и свой характер немного ломать. Слишком он уж твёрд у тебя.

Коля молчит, верно, соглашаясь со мной в душе.

— Я вот дочь свою воспитаю так, чтобы она на эти тряпки внимания не обращала, — делится он своей мечтой.

— Ну что же, попробуй. Только, думаю, перевес тут будет на стороне Светы.

— Ну, уж нет, — протестует сын.

— Может и нет, — соглашаюсь я.

«Может и нет, — с надеждой повторяю в душе. — Она ведь умницей растёт, не в мать, в отца».

Только вот боюсь, что не выдержит Коля семейных неурядиц и запьет, как мой брат Сергей, его дядя.

Неудачно сложилась семейная жизнь брата. С Клавой, своей женой, они сошлись где-то вскоре после войны. Клава болела туберкулезом, и добрый, отзывчивый Сергей просто пожалел её. Вскоре Клава вылечилась, но совместная жизнь их так и не сложилась. Слишком уж тоже разными были они по своим взглядам на жизнь.

В муже Клава хотела найти человека, круг интересов которого ограничивался бы только заботами о семье и устройством её благополучия.

Сергей не был таким. Он любил людей и был внимателен к каждому, с кем сталкивала его судьба. В нём не было и тени стяжательства, против которого Клава ничего не имела.

Уже, будучи женатым, Сергей закончил десятилетку, потом шестигодичный техникум. Все годы он учился на отлично. Учился и работал, постоянно получая поощрения. Общительный, живой, уступчивый и мягкий по характеру, в коллективе брат пользовался неизменным уважением и признательностью.

Не ценила этого Клава, и не это ей было нужно.

— Ты только о других и заботишься. До семьи у тебя никакого дела нет, — постоянно упрекала она Сергея.

А Сергей просто не мог сузить свои интересы до рамок семьи. Шире был его кругозор разностороннее запросы жизни, другое отношение к людям, чего не понимала и не могла понять Клава. Была она хозяйственной женщиной и доброй тоже была, только по отношению к родственникам. До «чужих» ей не было никакого дела. К ним она была совершенно равнодушна. Их дела её не касались.

Не таков был Сергей. В их семье воспитывались три сына. В первые же годы их появления обнаружилось, что и в вопросах воспитания у Сергея и Клавы совершенно разные взгляды.

Вот как писал об этом в одном из своих писем брат:

«Я считал и считаю, что ребят нужно было приучать к труду, а они с бабушкой всячески старались всё сделать сами. Когда они были маленькими, я хотел, чтобы они научились отвечать за свои поступки. Но стоило только применить какие-нибудь меры наказания, как мне сразу бросали: «изверг» и другие обидные и несправедливые слова. Скрепя сердце, чтобы не осложнять обстановку, приходилось отступать (что ни в коем случае нельзя было делать). А сейчас уже поздно, сейчас пожинаем плоды. Учиться они не хотят, работать тоже, даже за собой не уберут. Начнёшь говорить — или молчат, или огрызаются, и никаких мер к пресечению этого я уже применить не могу».

Постоянная, ежедневная, изнурительная борьба с женой была не под силу Сергею, и он отступил. Мелочные ссоры по малейшему поводу опустошали его душу. Возникло взаимное отчуждение. На глазах у детей один упрекал другого, и получалось так, что дети перестали уважать обоих.

Результаты этого не замедлили сказаться.

Старшие сыновья работают на предприятиях. В армию по разным причинам их не взяли. Работают не охотно, зато широко в свою жизнь пустили пристрастие к выпивкам и работу на сторону, за которую плата одна — угощение спиртным.

С горя запил и Сергей.

— Для чего я живу? — с тоской и душевной болью спрашивает он, чувствуя свою полную беспомощность и неспособность как-то повлиять на своих детей, не дать им скатиться вниз.

Выпивки ещё туже затягивают узел противоречий, из которых Сергей уже не видит выхода.

Переживает за судьбу детей и Клава, но что сейчас сделаешь?

— Хоть бы женились скорее, что ли, — говорит Клава, утирая слёзы.

— Чтобы, значит, жена так же с ними мучилась? — возражаю я.

— Что же тогда делать-то мне?

— Не знаю, Клава. Наверное, надо всё-таки построже спрашивать с них и быть более непримиримой к их выпивкам.

Говорю и чувствую, что пустым звуком для неё будут мои слова.

Нет, мало, самому быть носителем хороших начал. Надо ещё обладать и твёрдостью, чтобы, не отступая, настойчиво и постоянно с ранних лет развивать их в детях, нести в жизнь, ломая все преграды на пути.

Боюсь, что и у Коли может так же получиться, как у брата Сергея. И любовь тогда не спасёт от развала семью. Вся надежда на прочность его нравственных устоев.

На этот раз моё отсутствие уже не отразилось на учебе оставшихся дома младших сыновей. Значит, необходимость получать знания, добросовестно готовиться к каждому уроку стала осознанной ими.

Пока я сообщала мужу подробности моей поездки на Урал, пришёл из школы Толя, тот из сыновей, что учится в десятом классе.