Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [18]

— Раз так, — говорю я Юрке, — нечего нам с тобой и жить вместе. Ты мне больше не муж, и я тебе не жена. Ну и разошлись.

— Как же ты на корабль-то попала? — спросила я.

— Так Юрка же на корабле радистом был. Правда, его потом на берег списали, а я осталась. Потом вот Серёжу к нам послали. Мы как-то незаметно с ним подружились. Он у нас в каюте бывал. Делать-то на корабле нечего, вот и ходили друг к другу. Придёт, бывало, посидит, а то мне поможет бельё погладить или обед приготовить. Порой книги вместе читаем. Вот так и подружились. Как брат и сестра стали, всё вместе: кино смотрим вместе, на берег — вместе, в магазин — вместе. Я ведь не думала сначала, что мы поженимся, говорила ему, что была замужем, что у меня есть ребёнок.

— Зачем тебе голову свою заматывать? — говорю. — Ты найдешь ещё себе девушку, зачем тебе я? А он ни в какую не хотел слушать.

— Говорит, а сама отворачивается и плачет, — рассказывал позднее об этом мне Серёжа. — Вижу, что и ей трудно со мной расставаться. Да где бы ещё я такую жену себе нашёл! — довольно добавил он с гордостью.

— Ну что же, любите друг друга и хорошо. Только любовь свою берегите, — ответила я Серёже.

Тоже и Нине сказала.

— Ой, мама, я, наверное, самая счастливая сейчас! Верно это награда мне за все мои слёзы. Я и маме так своей говорю.

От души радовалась я, что в этом счастье есть и моя доля. Пусть бы всегда вот так были довольны друг другом!

— Ну, а Толя как живёт? — поинтересовалась я у Нины.

— Толя? А вот как с ним было. Раз приехала я на выходные домой. Встретился Толин брат. «А где, — спрашиваю, — Толя?» Он как-то нехорошо скривился и говорит: «Хм…Толя…. Пойдем, покажу, где твой Толя». И повёл меня через кладбище. Я сначала не поняла, зачем он меня здесь ведёт. Есть же к ним другая дорога. А он остановился у могилы и говорит: «Вот где твой Толя лежит» Я, как глянула на надпись, так и повалилась сразу….

— Отчего же он умер?

— Мне потом всё рассказали. Поехали мы с Юркой, а он кинулся за нами, верно, хотел ещё вернуть меня, да попал под машину. Я и не знала ничего. Всего его измяло, но живой ещё был, когда повезли в больницу. Там и умер. А перед смертью сказал: «Передайте Нине, что я и ей, и себе жизнь сломал». Это мне уже потом рассказали. Толя был единственный парень, с которым я дружила. Больше у меня никого не было, — закончила Нина свой рассказ.

Свадьбу с Сергеем они сыграли в Мурманске. Были у них и кольца золотые и вина вдоволь. Гуляли-то на свадьбе матросы!

— Человек двадцать было, не больше, — рассказывала Нина. — Серёже очень хотелось, чтобы на мне было длинное белое платье и фата, но нигде мы такого не нашли по росту. Так и пришлось короткое всё покупать.

— Что же вы нам-то ничего не сообщили? — упрекнула я.

— Мама, да я ведь до самой свадьбы не верила, что мы поженимся с Серёжей. Всё думала, что он ещё передумает. У меня ещё тот брак не был расторгнут, хотя я уже два года с мужем не жила. Всё как-то сразу получилось. Говорила я Серёже, чтобы он хоть с вами посоветовался. А он мне: «Да не беспокойся ты, Нина, мама у нас очень хорошая. Она всё поймёт».

Верно, Сергей боялся, так же, как и Нина, что та раздумает идти за него. Потому и торопился. Может, побоялся, что я не поверю в его любовь после той девушки, которая ему очень понравилась здесь, в заводе, и буду его отговаривать. А Нина ведь гордая.

Нинин сын всё время жил у бабушки, её матери, своего отца совсем не помнил и к Серёже привык быстро. Кажется, привязался к нему и Сергей.

После приезда Сергея с Ниной я как-то совсем успокоилась и не только за Серёжу, но и за всех сыновей. Я воспитала их, прививая определённые моральные качества, старалась, чтобы они утвердились в их душах. Не раз в детстве своем, да и в отрочестве у Сергея появлялись отклонения от всего того, что воспитывала в своих сыновьях, но я решительно пресекала всегда эти отклонения.

У Серёжи этих отклонений было куда больше, чем у других детей. Сергей и стекла в школе выбивал, и выпивать пробовал и курить. Я всегда добивалась, чтобы стекло было вставлено, о выпивке я уже писала, а курить… Мне сообщили, что застали сына с дружками с папиросами, когда Серёжа ещё учился в пятом классе.

— Так ты, говорят, уже курить научился? — обратилась я к сыну, когда тот пришел домой. Он сразу понял, что мне сказали о папиросах, и со страхом ждал, что последует ему за это.

Я достала у Пети из кармана пачку папирос и положила их перед сыном, спрятав руки за спину.

— Ну-ка, покури. Посмотрю я, как ты умеешь это делать, — попросила я сына голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Сергей покосился на пачку и отвернулся.

— Не бу-у-ду — протянул он.

— Кури, тебе говорят! — приказала я.

— Мама-ма, не буду! — заплакал Сергей.

— Кому говорю, кури!

Сын заплакал ещё громче. Он дрожал всем телом и кричал:

— Мама, никогда больше не буду!

— Ну, посмотрю, — сказала я, снимая напряжение всей сцены.

Не было ремня в моих руках, но верно в голосе была такая непримиримость, что сын сразу почувствовал — ему спуску за это не будет.

Я бы и не вспомнила об этом случае, если бы не напомнила о нём Нина, которой рассказал Сергей.