Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [113]

5 ноября 1924 года два депутата, гг. Эмиль Борель и Балитран, заметив сделанное изменение, представили в бюро палаты депутатов проект резолюции, предлагающей правительству восстановить прежний текст статьи I. Военный министр немедленно представил соответствующий декрет на подпись президенту республики. Г-н Мажино, подписавший доклад от 28 мая 1924 года, заявил, что его подпись была получена в результате недосмотра, и потребовал расследования. Военный министр принял решение о наказании полковника Паскье и докладчика полковника Шпица. Генерал Буассуди с большим достоинством признал факты. По сути дела 30 мая 1924 года была отменена обязанность военных защищать законы республики. Совет министров одобрил увольнение в запас генерала Буассуди, подчинившегося вполне корректно этому решению. Маршал Петен также согласился с принятым решением. 6 мая 1925 года он обратился к военному министру г-ну Пенлеве с просьбой восстановить в должности генерала Буассуди, признав, что он «не поднял голоса», когда его постигло наказание. Но на похоронах г-на Буассуди маршал выступил с витиеватой речью (в мае 1926 года). После похорон он официально затребовал изъятия экземпляров своей речи, предназначенных для печати, из бумаг кабинета министра. Тем не менее «Эко де Пари» они стали известны.

В ходе ожесточенной кампании, которую вели против правительства 1924 года, очень часто говорили, что его непредусмотрительность и проведенные им сокращения численности войск и явились в основном причиной тех серьезных событий, которые произошли в Марокко весной 1925 года. Все это совершенно ложно. Мои отношения с маршалом Лиоте были всегда превосходными и исполненными доверия, особенно с тех пор, как мы были членами одного кабинета[106]. По моей просьбе он прислал мне свою личную работу о положении и нуждах протектората[107] в связи с составлением бюджета 1925 года. Она и сейчас находится в моих руках. «Отныне, – писал он мне, – наш фронт хорошо оснащен и вооружен, так что весь район севера и наши коммуникации с Алжиром защищены от нападений рифов, что позволяет нам спокойно ожидать удара их вождей». Известно, что излюбленный метод Лиоте состоял в том, чтобы в первую очередь полагаться на политическую подготовку, а к военной силе прибегали лишь для поддержки этих действий. Он не предусматривал «общих и крупных операций» и не просил больше контингентов для укрепления северного фронта. Однако эти контингента были сокращены в годы, предшествовавшие нашему приходу к власти, вопреки – это он отмечает своей рукой – «обязательствам, четко сформулированным перед парламентскими комиссиями». Они были сокращены с 95 тысяч солдат в 1921 году до 86 тысяч в 1922 году, до 78 тысяч в 1923 году (на 1 января) и до 68 тысяч в 1924 году (на 1 января). В отчетный 1924 год этот контингент был доведен до низшей цифры в 65 200 человек, что должно было соответствовать, на 1 апреля 1924 года, установленному теоретически контингенту в 64 500 человек. Маршал согласился на это последнее сокращение с условием, что в случае надобности ему будут предоставлены подкрепления за счет Алжира.

Я очень точно цитирую его докладную записку. Оккупационные войска за три года потеряли больше трети своей пехоты, половину кавалерии и пятую часть артиллерии.

По указанию маршала ему было послано в мае 1924 года первое подкрепление в составе двух батальонов, а в сентябре – новое подкрепление в составе двух батальонов и одного эскадрона. В согласии с Лиоте я предусматривал организацию одной дивизии в провинции Оран. Таким образом, не правительство 1924 года произвело это опасное сокращение оккупационных сил в Марокко.

16 апреля 1925 года военный министр моего правительства направил маршалу Лиоте следующую телеграмму:

«Я отдал требуемые распоряжения, чтобы Алжир и Тунис создали и держали в готовности все военные соединения, предусмотренные в моих телеграммах № 9705 1/11 от 3 декабря 1924 года и № 752 1/11 от 29 января 1925 года. Окончательное решение относительно присылки этого подкрепления будет принято позднее, как только будет образовано новое правительство».

* * *

Мой провал в сенате вызвал за границей торжество газет, враждебных демократии.

* * *

В Америке многие газеты радовались отмене проекта налога на капитал, который вызвал их беспокойство еще в ту пору, когда его потребовали английские социалисты до прихода к власти Макдональда. Но «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йорк уорлд» в дружественных выражениях комментировали мои усилия, направленные на достижение мира. Брюссельская газета «Пёпль» заявляла 12 апреля 1925 года, что, находясь у власти, я вел себя как «хороший человек, честный гражданин и твердый республиканец». «Эррио, – писала она, – пал потому, что, верный программе «Левого блока», всегда управлял в полном согласии с социалистами. Таковы истинные причины этого взрыва ненависти и лютой травли, которой он подвергся со стороны церкви, ведущих банков, крупных магнатов промышленности и угля, всемогущих компаний и их лакеев в парламенте».

Председательство в палате (22 апреля 1925 года)

22 апреля 1925 года меня избрали председателем палаты 266 голосами из 267 поданных голосов; 35 депутатов, отсутствовавших в момент голосования или находившихся в отпуске, заявили, что, если бы они присутствовали, они голосовали бы за меня. Г-н Клемантель сделал перед демократической левой сената доклад о положении казначейства и о текущем долге с 1 июля 1924 года по 1 апреля 1925 года. Он сожалел, что я не уполномочил его выступить перед высоким собранием, и напомнил о том, что в декабре 1923 года тайное авансирование достигло 1 миллиарда 200 миллионов и что через пять дней после моего прихода к власти эти тайные авансы достигли цифры в 2 миллиарда 425 миллионов (1 миллиард 185 миллионов у Французского банка и 1 миллиард 240 миллионов у других банков). Он указал, что при нашем правительстве казначейство было вынуждено выплатить сверх нормальных расходов бюджета 2 миллиарда 435 миллионов.