Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [111]

Докладчики утверждают, что французская революция была по существу бесовским делом и что религия несправедливо вынуждена замыкаться в стенах церквей и лишается всякого влияния на общественную жизнь. «Если мы хотим, как велит нам наш долг, – заявляют они, – восстановить в обществе царство нашего спасителя Иисуса Христа, мы должны обрушиться на самый принцип, корень заблуждения, то есть на основу нового права – Декларацию прав человека». Пропорциональное представительство в школах само по себе лишь меньшее из зол. «Школа не может быть нейтральной; она должна быть конфессиональной; она должна быть католической… Государство не имеет никакого права на воспитание… Оно не должно учреждать свои воспитательные учреждения, оно может лишь содействовать образованию, всегда подчиненному контролю церкви… С божьей помощью мы вступим в борьбу!»

Те же докладчики требуют для папы «права вмешательства, в силу естественного права своей верховной должности, в политические и даже международные вопросы, права объявлять о том, что справедливо и честно, и определять, в чем состоят интересы наций и людей вообще». Но каковы же должны быть отношения между церковью и государством? «Государство должно признать католическую религию единственной истинной формой божественного культа, публично ее исповедовать и благоприятствовать ей всей своей властью». Оно должно «защищать церковь от всех ее противников, применяя в случае надобности вооруженную силу».

Таково было воспитание, которое получали молодые люди, посылаемые в Рим из всех епархий Франции, чтобы стать впоследствии профессорами в семинариях, генеральными викариями, канониками или епископами. Однако г-н Жоннар после своего приезда в Рим, в июле 1921 года, говоря о французской семинарии, высказался следующим образом: «Живя под сенью престола св. Петра, французские избранники черпают из самих истоков христианской жизни несравненное образование. Большое число ваших старших братьев прославило церковь и сделало честь Франции. Вы продолжите их дело для вящей пользы французской родины».

Разве председатель совета министров, принципиальный республиканец, не имел права и не был обязан удивляться подобным открытиям? Результаты, достигнутые посольством, как будто мало оправдывали его восстановление. Более того, в 1920 году выяснилось, что можно создавать ассоциации духовенства, поскольку кардиналы принимали французскую юрисдикцию. 27 апреля 1920 года был составлен проект письма кардиналу Гаспарри; в нем признавалось создание ассоциаций духовенства, предусмотренных законом об отделении. Но некоторые кардиналы и некоторые светские люди заняли непримиримую позицию в отношении этого проекта, который урегулировал бы проблему отделения. В конце 1923 года, в декабре месяце, энциклика «Maximam» разрешила епархиальные религиозные ассоциации, но категорически протестовала против светских законов. Это был лишь «первый шаг к той полной и всеобъемлющей свободе, – говорилось в ней, – которую церковь требует для себя повсюду, а также у вас, как должную и необходимую в силу божественного права и умаления и противодействия которой она не может допустить в соответствии со своим назначением и своей природой». Энциклика «Maximam» не положила конец конфликту. Кардинал Андриё рассматривал ее как «возобновление осуждения папой и его предшественниками светских законов». Он добавлял: «Наместник Иисуса Христа дал нам в своей энциклике от 18 января великолепный пример братской любви и апостольского мужества, когда он напомнил французским католикам, что, поскольку светские законы все еще осуждены, они должны, даже с точки зрения простого патриотизма – ибо всякое общество, отрекающееся от бога, роет себе могилу, – без устали бороться против роковых законов, следуя запрету папы Льва XIII, который все еще остается в силе, всеми законными и честными способами». Монсеньер Марти, епископ Монтобана, выступил с подобными же заявлениями. Эти протесты порождали в стране многочисленные манифестации против Закона об отделении церкви от государства и принципа светскости, нередко под руководством епископов. Также нападали они и на проект так называемой единой школы, якобы посягающей на свободу образования, тогда как он просто стремился объединить в учреждениях учебного ведомства детей, получивших начальное и среднее образование, осуществляя таким образом братское начинание, отвечающее в некотором роде целям социального евангелия. Епископ Страсбургский в пастырском послании обвинял светские школы в развращении молодежи.

Таким образом, восстановление посольства не принесло нам никакого умиротворения. Я предложил католикам мир; мне хотелось объединить вокруг истинно демократической политики, действительно обращенной к маленьким людям, всех людей доброй воли, которые бы уважали основные принципы государственной власти. Я напомнил, что я никогда «не позволил себе ни малейшей насмешки или слова пренебрежения по адресу бедного священника в заплатанной, изношенной сутане, ибо я уважаю его за то, что он несет помощь и утешение тем, кто несчастнее его». Это выражение о