Из моих летописей - [27]

— Уйдет, окаянная! — изрек Пенин. — Ей вот уж подлинно скатертью дорога!

Но он не унывал:

— Ничего! На то она и охота!

Легли опять, но не спали, слушая, как вьюга хлещет в окно, в степу…

И повторилось вчерашнее: на рассвете метель утихла.

— Что будем делать? Сходим за флажками, да — в Москву?

Но оптимизм не покидал моего друга:

— За флагами не миновать. Но захватим в лес и гончих. Флаги ваши без весу. С ними под гоном бегать можно.

За завтраком мы обидели хозяйку: так спешили, что блинов ее мало поели! А ей так хотелось еще и еще отблагодарить нас за дрова!

Ходить стало потруднее — много снега!

Не доходя до нор метров двести, мы привязали гончих под елкой. Я и соломки им подостлал — догадался захватить с собой от Харитоновны.

— Ну, ребятки, — сказал им Михаил Иванович, — полежите часок, пока флажки соберем.

Гобой и Лютня с тоской и недоуменьем смотрели нам вслед и скулили…

Норы мы с умыслом оставили у края оклада, с той стороны, откуда придем. И первым долгом осмотрели мы их. Вокруг все следы, и собачьи и лисьи, замело начисто. Но внутри большого отнорка снегу насыпало меньше. Там отчетливо виднелся выходной следок. Вылезти-то лисица вылезла, да сразу след ее и пропал. Ну, а вдруг она все-таки осталась в окладе, вдруг каким-то чудом не ушла?

Заткнув на всякий случай отнорки, мы побежали вдоль флажков проверить: я — вправо, Пенин — влево. На той стороне сойдемся.

Флажки были похоронены в снегу. Лишь кое-где сквозь белизну еле заметно, стыдливо розовел лоскуток. Я вытаскивал шнур из снега и, отряхнув, вешал ярко расцветающие флажки на ветки и кусты. Словом, готовил флажки к сматыванию на рамки… Шел, поторапливался и вдруг… вдруг увидел внутри оклада, шагах в пяти от шнура, ясный «тычок» следа (ища выхода, лисица как бы тычется в страшную линию флажков, ткнется — и назад). Тычок! И это перед начисто заметенными флажками! А может быть, они, невидимые, но еле пахнущие сквозь снег, еще ужаснее сторожкому зверю? Впрочем, под снегом был еще и наш след: он тоже имел запах для лисицы.

Дальше я шел уже не так беззаботно, зорко вглядывался в снег, в чащинки ельника и кустов… Шел и теперь уже потщательнее вешал флажки… Не прошел и сотни метров, как опять присыпанный снегом тычок! Неужели «она» здесь? Не верилось, но тычки кричали: да, здесь! Впереди с елки посыпался снег… Показалась темная фигура…

Я прошептал Михаилу Ивановичу:

— Ну, что? Что у вас?

— Да, разумеется, ничего. Ушла. Флаги надо собирать.

— Да тише вы!.. — и я рассказал, что видел.

Михаил Иванович не поверил:

— Да быть этого не может!

Я потащил его к ближайшему тычку…

Но до чего же робка была лисица! Ткнулась во флажки раз-другой и отчаялась! Отчаялась и ушла в глубь оклада и таится там!

Стрелковый номер был ясен: конечно, у нор. Там и стал мой гость. Я начал осторожно гнать с другой стороны. Полез в чащу, и сколько же снегу опять приняли моя голова и плечи! Но приходилось терпеть…

— Го-гоп… Го-гоп!..

Недолго я гопал. Стукнул выстрел Пенина, и я — опрометью к Михаилу Ивановичу:

— Где она? Показывайте!

— В кулаке! — ответил шутник и разжал руку.

На ладони у него лежал клок длинной сероватой шерсти с подпушью.

Ожидая зверя из «нутра» оклада, Михаил Иванович прозевал. Лисица кралась у него за спиной, между ним и флажками… Заметил он, лишь когда рыжее мелькнуло в гущу мелких елочек. Пальнул навскидку, и вот трофей — клок шерсти из хвоста!

А теперь ушла или нет?

Обежали мы оклад с двух сторон, встретились: выхода нет.

— Ну, Василий Иванович, ваша очередь на номере стоять.

Возле нор лисице задано страху, туда не скоро сунется — нужно остановиться у «тычка». Стал я там. Загонщик, как полагается, действовал деликатно — ходил около своего края, покрикивал:

— Эй-эй!.. Эй-эй!

Я весь внимание (не прозевать, как Пенин!)… Осторожно поворачивал я голову вправо, влево, вправо…

Вот мелькнет между елочками… еще мелькнет… и вдруг вся как на ладони встанет, замрет, увидев флажки… Замру и я перед этим золотистым чудом… Как гармонично окрашена лисица — от черных ног и кончиков ушей до целой гаммы переливающихся друг в друга рыжих, желтых, седоватых тонов!.. А как точны и легки движения зверя! Вот мелькнет… Только не торопиться! Никаких резких движений!.. Стоял я, ждал… больше часа ждал… А мороз крепко пробрал!

Наконец появился Михаил Иванович:

— Не приходила? Я сейчас всю правую половину прошел — ни единого тычка! Верно, ей ход не сюда, на север, а на южную сторону оклада.

— Вот и валяйте, Михаил Иванович, станьте на юге. А я погреюсь!

Долго я гопал, сначала осторожно, держась у края, потом стал все смелее забираться внутрь. Сколько же троп и дорог наторила лисица, пока мы ее гоняем, как искрестила она середину во всех направлениях! Изобрела, значит, свой метод спасения, догадалась что от флажков добра не жди… Я стал кружить в середине оклада, где лес был погуще. Выжму же когда-нибудь лисицу к краю! Кружил, кружил и, к великому удивлению, обнаружил, что зверь принялся ходить за мною, ступая в следы моих ног! Сомневаться не приходилось: лисица поняла, что в чаще я ей не опасен. Вот и считай, что звери не соображают!

Больше часа я маялся без толку: лисица ни за что не расставалась с центром круга! Подошел я к Ленину, а у него зуб на зуб не попадает: