Из Лондона в Австралию - [97]

Буря относила в противоположную сторону облака серных паров, но за то с другой стороны не мало беспокоила путников. Ветер дышал на них невыносимым холодом, даже разговаривать было трудно; быть может, во всем свете не нашлось бы хуже места для отдыха, но сил не было идти дальше; путники легли на земле под дождем и бурей, мокрые до костей и усталые до потери всякого мужества.

– Это тесто, которое здесь называют хлебом, невозможно есть! – вздохнул один из матросов. – И воду мы совершенно напрасно таскали в такую даль!

– Не ворчи, Билль! Вспомни, чего бы мы не отдали в свое время на палубе «Короля Эдуарда» за какие-нибудь несколько капель той воды, что бежит по этим камням.

– Там они были бы благодеянием, а здесь это чистое мучение.

– А еще охотник за невольниками уверял нас, что ходил сюда стрелять диких коз! Какие тут козы в такой холод.

– Козы водятся не здесь, а разве возле жилища отшельника. Не могло же придти в голову тому флибустьеру, что мы заберемся на такую вышину.

– Да, это было довольно глупо, – проворчал Билль.

– Хотя бы ночь прошла скорей! Может быть где-нибудь по близости окажется ущелье, по которому можно спуститься в долину.

– До утра недалеко, – заметил Фитцгеральд, – теперь по меньшей мере уже два часа.

– Да, не более того. А небо по-прежнему покрыто черными тучами.

Снова наступила длинная пауза. Некоторые из матросов лежали на мокрых одеялах, не двигая ни одним членом. Руки и лица у них были холодны как лед.

Унтер-офицер расшевелил их, окликнул по имени и заставил подняться. – «Идем, ребята, идем… не давайте себе впадать в оцепенение… неужели вам хочется замерзнуть?»

– Да! – пробормотал один из них. – Да!.. Хот какой-нибудь конец… лишь бы поскорее…

Другой лежал как мертвый и от него нельзя было добиться никакого ответа.

– Мульграв, идут ли у вас часы?

– Нет, сэр! Верно в них попала вода!

– И мои тоже стоят. Господи, помилуй нас!

Унтер-офицер между тем оттирал и тряс бесчувственного, хотя и у самого руки совсем окоченели; молодые люди, особенно Аскот, которого ни на минуту не покидала его насмешливость; деятельно помогали ему.

– Ну эта прогулка оставит по себе воспоминание по гроб жизни! – воскликнул он.

– Да, если только останется кто-нибудь в живых, чтобы вспоминать о ней.

– И, полно, какие глупости! Ну кто же умирает от нескольких капель воды?

Между тем бесчувственного матроса растрясли таки, принудили сделать несколько шагов и таким образом заставили его снова бороться со смертью: двигать руками и ногами, держаться на ногах без посторонней помощи и т. п., до тех пор пока несчастный не пересилил наступавшее уже оцепенение. Все остальные тоже ходили взад и вперед, или боролись друг с другом, ибо к стоянке их на холодной, как лед, земле уже ползла, подобно страшной змее, бледнолицая смерть, и только бодрствуя и борясь, можно было избежать её объятий.

Ночь эта тянулась по истине бесконечно!

К утру дождь прекратился, но холод усилился. Все стало покрываться ледяной корой, в воздухе стали кружиться снежинки. Снег!.. снег на родине пальм и апельсинов!

Прошел еще один длинный, тоскливый час, и, наконец завеса из туч стала светлеть, и из-за нее выглянуло солнце. Ночные тени еще лежали в глубине ущелий, утренняя заря еще боролась с мраком, но было уже достаточно светло, чтобы осмотреться и определить, где. именно пришлось провести им ночь.

И тотчас же десятки рук указали на отблеск пламени, просвечивавший багрянцем сквозь мрак… Раздался общий крик от которого никто не мог удержаться. Далеко внизу под ними волновалось и бурлило огненное озеро… Вместо того, чтобы спускаться к лесу, они незаметно ушли еще выше в гору и теперь ночевали над огненным озером.

Красавица утренняя зорька нежно трепетала на высоком небе над этим морем огня, наконец, брызнули первые лучи солнца, разом проникшие во многие темные ущелья, местами покрывая розовым отблеском глубокие пропасти, и вершина горы с её вечными снегами зачервонела. Отдельные снежинки еще недолго покрутились в воздухе… буря вдруг прекратилась и в несколько мгновений в воздухе, который только что так. сильно колебался, стало совершенно тихо.

– Слава Богу! – сказал, переводя дух, лейтенант. – Теперь, мы разыщем вчерашнюю дорогу… Ну, дети мои, – продолжал он, возвышая голос, так как никто не отозвался на его восклицание, – ну, дети мои, еще неможко усилий и всем бедам – конец!

Ропот пробежал в кучке матросов. – Нигде не видно ни следа дороги!.. Высокие деревья леса кажутся отсюда не более как тенями на горизонте… добраться ли нам туда… это большой вопрос!

– Но ведь нужно уже попытаться, ребята!

– Чу! – воскликнул Аскот. – Что это было?

– Буря возвращается… гром!

– Нет, нет! Совсем другие звуки!.. Я…

Он не мог договорить. Грохот и гул, похожие на раскаты грома, но только более глухие, протяжные, наполнили воздух и вслед за тем, почва, на которой стояли наши друзья, заколебалась. Огромные утесы опрокидывались словно кегли, более мелкие катились, тяжело подскакивая, и исчезали в пропастях… Трудно было удержаться на ногах. Толчок был так силен, что многие наткнулись друг на друга, многие попадали. Все тревожно озирались с помертвевшими лицами.