Из Лондона в Австралию - [79]

Жрецы видимо этого только и ждали. Они сошли со ступеней алтаря и приблизились к своей несчастной жертве, по-прежнему лежавшей с заткнутым ртом и туго перетянутыми членами внутри изгороди. Теперь Ту-Opa подняли, и вынули у него изо рта затычку.

Когда его подвели к роковой плахе, его темные глаза с беспокойным блеском немедленно обратились на короля и из уст его вырвался звук, заставивший усиленно забиться сердца у белых зрителей страшной сцены. Звук этот не мог означать ничего иного, кроме проклятия, злого, жестокого, ужасного проклятия, на которое король ответил смехом.

Жрецы принесли длинную гирлянду из кокосовых листьев и укрепили один из её концов на связанных руках приговоренного, а другой дали держать Ка-Меге. Ту-Opa с презрением взглянул на эту гирлянду и сделал движение, словно желая сбросить ее с себя. Затем один из жрецов вооружился острой раковиной, громким голосом произнес несколько слов и одним взмахом рассек гирлянду пополам.

– Это, наверное, означает уничтожение всякого кровного родства между осужденным и особою короля, – шепнул Фитцгеральд. – Посмотрите, как они похожи друг на друга! Наверное, они братья!

– Тем хуже!

Ка-Мега отбросил гирлянду в сторону, приговоренный бросил на него еще один взгляд, дышавший ненавистью, и затем его опрокинули на плаху, жрец высоко взмахнул каменный топор, раздался глухой удар… и голова Ту-Оры накатилась на землю. Правосудие дикарей свершилось.

Мульграв стоял, закрыв глаза от ужаса. Старый воин участвовал не в одном сражении, сотни раз в течение своей жизни глядел в глаза смерти, на море и суше, но этого зверства не мог видеть равнодушно. Сам не зная, что он делает, он стирал мазь со своего горячего лба.

Ка-Мега и Идио обменялись взглядом. Только теперь, когда мятежный любимец низшего масса их народа лежал мертвым у их ног, они могли считать победу окончательной. Один из жрецов поднял голову Ту-Оры, положил ее между двух камней и начал вырезывать у неё правый глаз.

– Мне противно смотреть, – шепнул, отворачиваясь, Фитцгеральд.

– Но Ту-Opa уже ничего не чувствует, Мармадюк.

– Все равно… это невольно в дрожь бросает.

– И меня тоже! – вздохнул Антон. – И среди таких людей мой бедный отец осужден провести остаток своей жизни.

– Что это затевает жрец? – спросил Аскот.

– Его помощник подал ему свежий лист!

– И он положил на него глаз Ту-Оры! Смотрите, смотрите, он подносит королю это страшное угощение!

– Господи, помилуй! Чуть-ли он не хочет проглотить его!

Но это оказалось неверно. Молодой король сделал только вид будто хочет отведать ужасного кушанья, а затем возвратил его жрецу и главная часть торжества этим закончилась. Жрецы положили тело казненного на алтарь, музыка и танцы возобновились и шествие направилось в том же порядке обратно в деревню.

Здесь боковые стенки шалашей были уже подняты, погребальное пение раздавалось отовсюду и местами уже происходили приготовления к похоронам.

– Вот уже двое суток, как мы покинули корабль, целых два дня минуло и мы не подаем товарищам никаких признаков жизни и оттуда никаких не получаем… Чего доброго там произошло еще новое несчастье! – заметил, качая головой, Фитцгеральд.

– Быть может, дикари напали на корабль!

– Это едва-ли, но помешать высадке на берег и не допустить послать нам на помощь, это они могли.

– Но в таком случае, капитан Ловэль никогда не добудет провианта! – воскликнул Антон. – Корабль не доберется до Австралии!

Все призамолкли. Замечание Антона было совершенно верно, будущее было действительно мрачно и сколько ни высказывалось планов и предположений, все они казались мало утешительными.

– Будут-ли сегодня хоронить убитых? – задал вслух вопрос кто-то из наших друзей, чтобы только отвлечь мысли в другую сторону.

– Надо думать. Трупы уже и без того изменились до не узнаваемости.

– Вот идут женщины с пищей. От всех этих сладостей меня просто тошнить начинает. Сегодня после обеда попробую наловить рыбы. Нам необходимо завести собственное хозяйство, добыть мяса и, если возможно, выручить Мульграва из его почетного рабства.

– Это не легко сделать, но не следует унывать. Пусть только кончатся их похороны и я настреляю диких кур.

– И я! – воскликнул Аскот. – И знаете чем я хочу еще заняться? Поучиться их языку, счислению и прочему.

– Лишь бы что-нибудь делать! – заметил Антон. – Сидеть сложа руки и предаваться своим печальным думам я не могу.

Они кое-как наглотались приевшихся им плодов таро и хлебного дерева, и затем лейтенанте направился в шалашу, где сидел бедный Мульграв, которого по-прежнему закармливали с двух сторон Ка-Мега и Идио.

– Вам следует хоть немножко прогуляться, старина, – сказал лейтенант, – сделайте мне честь, пройдитесь со мной.

Унтер-офицер отодвинул в сторону кушанья, которыми его обставили.

– Я только опасаюсь за вас, сэр, и за других моих бедных товарищей! – сказал он утомленным голосом, – иначе я давно бы уже разделался с этими язычниками. Я просто расколол бы им их противные головы. Но, должно быть здешния божества по части обжорства представляют собою нечто ужасное! Этакий Лоно в состоянии один лишить всякой пищи население целой провинции! Саранча пустяки по сравнению с ним!