Из Лондона в Австралию - [53]

Но был один, который обнаружил чувство сострадания. На палубе, возле умирающего молодого солдата, стоял на коленях Аскот, левой рукой придерживая его голову с потемневшим лидом, которое уже осенила тень смерти. Будущий лорд Кроуфорд заботливо смачивал водой губы умирающего, отгонял от него мух, а когда солдат слабеющим голосом прошептал: «Молитесь, молитесь!», мальчик начал читать «Отче наш», которое, быть может, он один из всех помнил в эту минуту.

– И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим.

Солдат задвигал губами, как бы желая сказать «аминь», но из его израненной груди уже не вылетел ни один звук; глаза его закрылись, голова стала тяжелее давить на руку Аскота… он умер.

Глубоко потрясенный, мальчик смотрел в затихшее, неподвижное лицо. Этот убитый был первый мертвец, которого ему пришлось увидать. Совсем особое чувство потрясло его юное, жизнерадостное сердце. Груд без дыхания, глаза без света, рука бесчувственная, как камень, что-то непонятно ужасное, так вот что называется смертью…

Аскот опустил голову умершего на палубу. Он встал, чувствуя потребность собраться с мыслями и принять какое-нибудь решение.

Его увидал Тристам. – Ага! – вскричал он, – это достолюбезный господин Чельдерс, подойди ка сюда, молодчик!

Аскот не обратил на эти слова ни малейшего внимания; он скрестил руки и продолжал стоять на шканцах, не отвечая и не двигаясь.

Тристам подошел к нему. – Будешь ты слушаться, негодяй? – вскричал он со злостью. – Тут твой батюшка миллионщик не поможет своими миллионами, наследник-ли имени Кроуфорда, или сын последнего поденщика, для нас все едино.

Аскот весело рассмеялся. Вид стоявшего перед ним человека возбуждал в нем беззаботную игривость; ему было и забавно, но в то же время чувство презрения брало верх над всеми другими.

– Вы знаете моего отца, потому что вы были лакеем в его доме, не правда-ли? Фальшивое имя дела не меняет. Зовитесь хоть Биллем, хоть Томасом Шварцем, вы все остаетесь таким же мошенником.

Тристам, как бешеный, с криком ярости, кинулся на мальчика, который так открыто оскорблял его.

Аскот встретил его нападение совершенно спокойно. Искусный боец и боксер, он с первого же удара повалил противника на пол. Тристам покатился по палубе, как сверток тряпья по наклонной плоскости, и опомнился лишь тогда, когда остановился, ударившись о шканцы.

Вскочивши, он, как стрела, налетел на своего победителя. Аскот уже успел подготовиться к этому новому нападению, но на этот раз встретил его другим приемом: правой рукой он схватил противника за пестрый тюрбан, а левой стал наносил ему удары. Быть может, до сих пор Тристаму еще никогда не приходилось переносить таких полновесных тумаков.

Несколько минут он перемогался, во, наконец, ему стало не вмоготу «Спасите меня! Спасите! Мальчишка»… Больше он не мог вымолвить ни слова, и только когда Аскот оттолкнул его от себя, он заговорил опять.

– Держи его! Держи его! Надо растоптать этого червяка!

Но ни одна рука не поднялась исполнить это приказание. Может быть, сильные кулаки молодого человека внушали невольное почтение этим людям с одичалыми нравами, а может быть, втайне они были довольны поражением хвастливого Тристама. Как бы то ни было, но когда Аскот проходил между ними, пробираясь к Антону и голландцу, он не встретил никакой неприятности.

Бессильная злоба душила Тристама, он искал ей какого-нибудь выхода.

– Бросайте мертвых за борт! – скомандовал он.

На этот раз приказание начали исполнять моментально. Тут не могло быть и речи о похоронах, какие устраивает один христианин другому, не было никакого обряда, хотя бы только для внешности, ни камня, ни доски, заменяющей гроб, ни молитвы; трупы бросали в море как они были, покрытые кровью, с прилипшими волосами и растерзанным платьем.

Вода вокруг фрегата запенилась и заволновалась, на ней протянулись красные полосы, из воды высунулась не одна широко разверстая пасть.

Даже самые загрубелые невольно приостановились.

– Акулы! – передавалось из уст в уста. – Акулы!

– А вот еще одна! Три! Четыре!

– Их привлек запах крови.

– Какой ужасный вид у этих чудовищ!

Побежали на другой конец корабля, но и здесь морские гиэны плавали в огромном количестве. они окружали фрегат, жадно ожидая новых жертв, толкаясь и тесня друг друга, били хвостами так, что вода взлетала кверху высокими волнами.

– Не подождать-ли лучше? – сказал кто-то. – Это отвратительно!

– Акулы следуют за нами целый день, – вскричал другой, – они были даже раньше, чем на корабле появились трупы.

– Что, собственно говоря, могут чувствовать мертвые от укусов этих обжор?

– Смотрите, как они то сжимают, то разжимают зубы! Я думаю, такой зверь сразу раскусит человека пополам.

– Можно сделать пробу. Мертвый от этого не пострадает.

Выбросили один труп за борт, и хищные рыбы вперегонку ринулись на свою добычу. На несколько секунд все исчезло под пеной, потом показалась красная волна, раздался неясный хруст и треск под водой, и все снова затихло. Акула проглотила его вместе с арестантским платьем, даже вместе с сапогами.

Это кровавое зрелище пришлось как раз по вкусу собравшихся зрителей, и, когда палуба опустела, они стали высматривать, нет-ли нового корма для ненасытных акул.