Из Лондона в Австралию - [130]

– Я хочу по возможности избегнуть кровопролития. – сказал он. – Если Ша-Ран выдает белых арестантов, то пусть сам идет себе на все четыре стороны.

– Внимание! – крикнул Аскот. – Кажется дикари возвращаются с рыбной ловли!

– Берите скорее плод хлебного дерева в руки… Скорее!

Туила бросился в первую попавшуюся хижину, достал там требуемый плод, и завернув его в большой зеленый лист, подал офицеру.

– Вот, чужеземец. Кому ты прикажешь выйти навстречу королю, когда он появится?

– Всего удобнее идти к нему мне, – воскликнул Фитцгеральд, – так как главнейшие из слов местного наречия мне известны.

– И я с тобою, Мармадюк!

– Ни в каком случае! – решил мистер Робертс, начальник экспедиции. – Разве возможно, чтобы оба наследника дома Кроуфордов рисковали своей судьбой в один и тот же час?

– Но, сэр…

– Прошу вас, лейтенант. Начальник экспедиции – я, мне и идти.

На эти слова, нечего было возражать. Мистер Робертс взял в руку хлебный плод, скомандовал своим солдатам к прицелу и спокойно, уверенной поступью, вышел перед хижинами навстречу толпам дикарей.

– Молодчина! – шепнул Аскот, сверкнув глазами.

Фитцгеральд провел рукой по лбу. – У меня скверное предчувствие, – сказал он.

– И у меня, сэр, – кивнул ему Антон. – Не пойти ли нам с мистером Робертсом.

– Нет, мой милый, это не годится. Разве можно поступать вопреки точному смыслу приказаний начальника, хотя бы и с добрым намерением!

В этот момент раздался пронзительный крик. Дикари увидали своих непрошенных гостей и стеснились вокруг короля. Произошла невообразимая суматоха, сопровождавшаяся ревом и воем как бы взбесившихся диких зверей. Мистер Робертс, не ускоряя и не замедляя шага, с той же самоуверенной осанкой, подошел ближе к толпе. Он поднял над головой свой парламентерский знак, так, чтобы его всем было видно и громко назвал короля по имени.

– Ша-Ран!

Гигант с отвратительно размалеванной рожей, с зверскими чертами лица вышел к нему из толпы своих поданных. Вместо ответа на вызов англичанина он испустил свой душу раздирающий вой, хорошо уже знакомый нажим друзьям. Высокий, сильный, мускулистый стан, поднятые дыбом волосы, дико сверкающие глаза, которыми он страшно вращал, – все это придавало дикарю по истинне страшный вид.

Он скрипел зубами и опять кусал свою бороду, заплетенную в косы.

– Ша-Ран, – повторил офицер, – желаешь ли выслушать меня?

Стоявший позади него Туила перевел его слова. Хотя и находясь под прикрытием английских ружей, бедняга дрожал от страха.

Ша-Ран проревел что-то в ответ, повертел копьем над головой, и затем снова издал те же дикие звуки.

– Король слушает тебя, чужеземец.

– Хорошо. Спроси же его от моего имени, согласен ли он добровольно выдать нам тех белых людей, которые находятся на его острове.

Туила перевел и вместо ответа Ша-Ран сильно ударил в землю тупым концом своего копья.

– Я не отдам ни одного белого человека, а твоих друзей вместе с тем изменником, который пришел сюда с вами, я прикажу убить и трупы их выкинуть в море на съедение рыбам.

Лейтенант Робертс пожал плечами. – В таком случае нам не о чем больше разговаривать! – сказал он.

Страшный дикарь словно ожидал того момента, когда Туила кончит переводить эти слова. С ревом он кинулся на англичанина и метнул в него свое копье с наконечником из зубов акулы – с такой силой, что острие пробив грудь несчастного офицера, высунулось у него между лопатками.

Он взмахнул руками, слабо застонал, кровь хлынула у него из горла, и мертвый повалился на траву, заливая ее горячими пурпурными потоками крови.

Невольно вырвавшийся у англичан крик ужаса смешался с диким воем и ревом туземцев. Первая, дорогая жертва была принесена, человек, намеревавшийся пощадить закоренелого преступника, желавший действовать не силою, а кротостью, снисходивший к невежеству диких, лежал мертвый, в крови. Безграничное ожесточение овладело англичанами… это новое преступление заслуживало примерной кары.

Второй офицер без лишних слов принял на себя начальство и, встав во главе отряда, скомандовал: – Пли!

Но Ша-Ран, вероятно предвидел это. Сильным, неожиданным скачком в сторону, он спрятался за хижины и с зверским насмешливым хохотом ободрял оттуда своих Воинов на бой с белыми. Воины отвечали ему пронзительным криком. Полетели копья, посыпались пули и ряды дикарей начали валиться на сухую землю, заливая ее темной кровью.

Среди дикарей находилось несколько человек белых, всего, может быть, человек с десяток. С самого начала боя, исход которого для них, конечно, не подлежал сомнению, они хотели было незаметно скрыться, но командующий офицер сразу это заметил и часть его матросов сделала обходное движение в тыл дикарям, с специальной целью задерживать белых, пытавшихся бежать.

Между шалашами дикарей произошла настоящая травля. Арестанты метались туда и сюда, будучи не в состоянии действовать непривычным для них оружием дикарей, и не имея в руках ничего иного, но в то же время одушевленные пламенным желанием избежать плена и позорного наказания. Они все еще надеялись ускользнуть от своих преследователей, или по меньшей мере выиграть время.

Но пули пробивали насквозь жалкия хижины, кровавые следы обозначали путь отступления арестантов, ближе и ближе настигали их солдаты.