Из истории С-Петербурга - [14]

В то же время иногородние выпускники университета, Театрального, Академии художеств лихорадочно решали дилемму: искать место в кочегарке (а для этого еще и диплом нужно было скрыть, не хотели брать то лимиту людей с дипломами) или спешно связывать себя брачными узами с обладателем вожделенной питерской прописки, рискуя заработать пожизненный невроз... А если все же доводилось уехать по распределению, через год, другой, третий опять появлялись. И оставались правдами и неправдами.

Вот так и получалось. Со времени основания нашего города понятие "коренное население" было в нем весьма условным. А в советскую эпоху - в особенности. Гражданская война, блокада, невиданный масштаб репрессий именно здесь - а потом появлялись другие люди, и то ли ветер с Невы, то ли вода...

...Как-то с сыном-подростком проснулись в купе поезда, побежали за кипятком, достали пакетики с растворимым кофе. Обменялись парой незначащих полусонных фраз. И вдруг сосед вгляделся и полувопросительно-полуутвердительно произнес: "Из Питера". Выяснилось, что он когда-то у нас учился. Но вот что удивительно. Когда я спросила, на основании каких признаков наш попутчик определил, откуда мы, он смешался и не смог ничего ответить определенного: "Привычка к кофе поутру... Бледность... Речь правильная... Нет, не то: просто как-то так сразу стало ясно..." Марсиане у Брэдбери были смуглые и золотоглазые. А мы - какие мы?

Герои рассказа ловят себя на том, что называют землян смешными и нелепыми людьми. Петербургское известное высокомерие - того же типа. Раз и навсегда привыкнув к неуютному, открытому всем ветрам пасмурному бытию, мы воспринимаем неторопливый уклад провинциальной жизни или безумную суету московских улиц как нечто чужое и малоприемлемое. И вместе с тем знаем, что чего-то очень не хватает. Как дедушка моего друга (семье дали квартиру в новом районе), исправно выполняя хозяйственные поручения жены, старался использовать любой повод, чтобы доехать до центра и урвать время для шахматной партии в садике...

Нам говорят, что мы музей под открытым небом. Но в музее жить невозможно, а сделать город Домом мы до сих пор не смогли. И те, кто в третьем-четвертом поколении, и те, кто в свое время приехал и понял, что не сможет уехать...

Нам устраивают пешеходные зоны, но они пустынны и необжиты (как на Конюшенной). Вот в Твери есть удивительный бульварчик в центре, со старинными особнячками, будками сапожников и кафешками. Туда вправду ходят гулять с колясками, сидеть на скамеечках после похода по магазинам. Или даже в наших пригородах - достаточно пройтись летним вечерком, после закрытия музеев, по знаменитым паркам. Туристов сменяет местная публика. Люди здороваются друг с другом, обмениваются новостями, расспрашивают о школьных успехах детей. Это жизнь У СЕБЯ ДОМА...

А в "большом" Петербурге тем временем дискутируют проблему унификации мемориальных досок - их внешний вид и тексты, по мнению ряда ответственных лиц, должны быть унифицированы, сделаны по единому образцу. Бог ты мой, мы же так устали от затянутого в мундир города, да и необходимости в этом нет, чай, не столица государства давным-давно, да и государство все же другое...

Город болен, ему тяжело, ему нужно помочь выздороветь. Стилизованные фонарики и новые памятники (спаси нас, Господи, по крайней мере от Церетели!) - это, пожалуй, не лечение. И даже выбивание денег из Федерация и затеянные соревнования с Москвой не помогут. Какое Там соревнование, если только на социальную политику в московском бюджете выделено 19 миллиардов новыми, а у нас весь бюджет - 15 с чем-то? Да и в чем соревноваться? Если насчет убирать улицы и латать коммуникации, так это вроде и так полагается... Когда мы прибираемся в своем скромном жилище, мы же не соревнуемся с соседом - "новым русским"...

Дело в другом. Есть, например, в Ленобласти город Приозерск, бывший Кексгольм. Там старая крепость, река Вуокса, вокруг красивейшие места. Когда я привезла туда путешествующих друзей, они заметили, что какая-то планировка не очень разумная, пятиэтажки унылые, зелень чахлая: "Души нет". А потом из буклета мы узнали. что Красная армия в 1944 году вошла в пустой город, из него ушли все жители. Те же, кого привезли строить комбинат, кто поселился здесь, были чужими, у них не было корней. И даже спустя десятилетия на вопрос, как пройти к крепости, нам отвечали вопросом: "А разве здесь есть крепость?"

У нас все-таки иначе. Несмотря ни на что. Как-то приехала в Петербург женщина из первопрестольной - вице-президент фирмы осматривать помещение для офиса в центре. Засомневалась: "Здесь же Нева рядом, а если наводнение, компьютеры придется таскать на второй этаж..." Она просто стояла рядом с тем львом, на котором в свое время сидел бедный Евгений, и вода доходила ему до ног. Мысленно соотнесла высоту льва с высотой окон здания и испугалась... Ей объяснили, что такое бывало раз в сотню лет, а так живем-и ничего. Объяснили со странной неприкрытой гордостью, как будто сами изобрели наводнения и написали "Медного всадника". Так что, слава Богу, гордиться мы вряд ли разучимся...