Из истории гуситского революционного движения - [83]
К умеренным гуситам относилась также некоторая часть непривилегированного духовенства. Заметную группу в нем в составе бюргерской оппозиции представляли магистры и преподаватели Пражского университета. Наиболее привилегированная часть магистров примкнула к феодально-католическому лагерю и только единицы — к таборитам. Типичной фигурой среди гуситов-магистров был Вавржинец из Бржезовей. Также как и лагерь таборитов, лагерь бюргерской оппозиции не был единым целым. В нем следует различать три основных направления — радикальное, занимавшее в нем более левые позиции, умеренное, временами приближавшееся к правому крылу таборитов, и консервативное, тяготевшее больше к феодально-католическому лагерю и быстрее всего пришедшее к прямому предательству интересов народа. Консервативное крыло возглавлялось магистром Яном Пршибрамом. К нему относились более богатые бюргеры и дворяне, некоторые магистры университета.
Значительная часть бюргерской оппозиции колебалась между радикальными и. наиболее правыми гуситами, а в дальнейшем примкнула к консервативному крылу.
Каковы были программные установки умеренных гуситов? Важнейшие из них мы находим в четырех пражских статьях, хотя кроме них изложение планов и целей гуситского дворянства и бюргерства содержится и в ряде других источников. В первой пражской статье указывалось[789]: «Чтобы слово божие в чешском королевстве свободно возвещалось и проповедовалось без помехи от христианских священников». Вторая статья была посвящена вопросу о чаше: «Чтобы славное таинство тела и крови божьей под обоими видами хлеба и вина свободно раздавалось всем верным христианам, которым смертный грех не препятствует, в соответствии с установлениями и заповедями спасителя…». Особенно большое значение имела третья статья, в которой гуситы ставили вопрос о секуляризации огромных богатств церкви и лишении духовенства светской власти.
И, наконец, в четвертой статье был поставлен вопрос о беспощадной борьбе со всеми явными смертными грехами, под которыми подразумевались вполне конкретные явления — разврат, ложь, ростовщичество, ложная присяга, платность церковных обрядов и продажность церкви вообще.
Четыре пражские статьи, ставшие надолго знаменем всего гуситского движения, были провозглашены в Праге 3 июля 1420 г., вскоре после вступления в столицу таборитских отрядов, и должны были явиться основой для совместных действий гуситов. Принятые в условиях начавшегося крестового похода против гуситской Чехии, они были размножены на латинском, немецком, венгерском и чешских языках, рассылались по всей стране и в соседние феодальные страны, в войска крестоносцев с целью ознакомления их с гуситскими требованиями. Эти статьи включались во все гуситские манифесты и воззвания, обращенные к народам Европы, рассылавшиеся как на первом, так и на заключительном этапе гуситских войн различными гуситскими группировками. В 1421 г. 4 пражские статьи были приняты официально одним из важнейших гуситских сеймов — сеймом в Чаславе.
В гуситских манифестах редакция четырех пражских статей нередко заметно менялась по своей форме[790], по месту расположения отдельных статей, а иногда и по содержанию. Хотя четыре пражские статьи были приняты обоими лагерями гуситов, но табориты и умеренные гуситы вкладывали в них различное содержание, по-разному толковали их. Если для бюргерской оппозиции четыре пражские статьи были основой их программных требований, то для плебейско-крестьянского лагеря они составляли лишь меньшую часть программы.
Проблема генезиса четырех пражских статей привлекала вниманий ряда историков. Некоторую сводку истории вопроса содержит работа Ф. Дворского, посвященная в основном вопросу о чаше. Писали об этом также И. Лозерт, В. Новотный, Я. Голл, Ф. М. Бартош. Буржуазные историки при рассмотрении четырех пражских статей, как и в отношении генезиса гусизма в целом, исходили из теории филиации идей. У реакционных историков и в этом вопросе проявлялась тенденция. рассматривать гуситское учение как привнесенное извне, не имевшее будто бы корней в самой чешской действительности. Немецкий историк И. Лозерт считал, что источником для четырех пражских статей явилось учение Д. Уиклифа. Особенно он подчеркивал это в отношении статьи о причащении под двумя видами[791]. Его ученица М. Углирж, написавшая специальную монографию, посвященную генезису четырех пражских статей, в еще более категорической форме утверждала, что на возникновение четырех пражских статей мог иметь влияние только Уиклиф. Так, в отношении третьей статьи она писала, что «происхождение этой статьи следует искать, без сомнения, только в трудах Уиклифа»[792]. Четвертая статья «происходит опять исключительно из трудов Уиклифа».
Против переоценки влияния идей Уиклифа на генезис четырех пражских статей выступил еще В. Новотный[793], справедливо указавший, что происхождение четырех пражских статей относится к более раннему периоду, чем 1417 г. (так полагал Ф. Дворский), и зародились они в Чехии задолго до Яна Гуса. Так, первый тезис о свободной проповеди слова божия ставился уже Матеем из Янова, Томашем Штитным. Последний считал необходимым иметь Библию на национальном чешском языке. Добавим, что практика народных еретических сект также была направлена против монополии церкви в этом вопросе. Нередко проповедниками еретиков были миряне или монахи, отлученные от церкви. Уже Калоусек доказал чешское происхождение статьи о чаше. Вопрос этот ставился задолго до Уиклифа и гуситских войн и в других странах Европы (см. работу Пальмова). Резкая критика продажности церкви, идея секуляризации ее богатств и лишение ее светской власти — это одно из главных положений всех еретических народных сект в средневековой Европе, в том числе и тех, которые выступали задолго до Уиклифа и Гуса. Требование возврата к временам апостольской раннехристианской церкви и в этом отношении — характерная черта и для чешских народных сект и для предшественников Яна Гуса, не знавших еще сочинений Уиклифа. В практической деятельности народных сект с исключительной остротой бичевались те пороки правящих и имущих классов общества, которые перечислены в четвертой статье. Известно, что длительное время вообще оспаривалось право церкви на ростовщичество, не признавались индульгенции и т. д.
