Из истории гуситского революционного движения - [66]

, было связано выступление против феодального права, определяющего отношения между подданными и подчиненными. Богатые пражские бюргеры и патриции владели тогда многими селениями и держали в зависимости тысячи крестьян. Выполнение данного таборитского требования привело бы к ликвидации их собственнических прав в деревне. «Языческому» и «немецкому» праву противопоставляется новое право, которое должно прийти на смену старому праву «…и чтобы все управлялось, определялось и решалось божьим правом». Разумеется, в кратком содержании статей не раскрывалось понятие «божественного права». Ясно лишь, что оно должно было быть принципиально иным, чем право, существовавшее в предгуситское время. Упоминание о «божественном» праве не являлось ни в какой мере оговоркой или случайностью. Наоборот, ссылка на него и в дальнейшем говорит о том, что эта идея прочно вошла уже в сознание таборитских общин. Они требовали, чтобы и магистры подчинялись этим нормам права, а не своим правилам и порядкам, которые обеспечивали им до этого многочисленные привилегии и монопольное положение в толковании религиозных и иных вопросов. «Далее, чтобы магистры были всецело (и) регулярно подчинены божескому праву, так, как и иные верные христиане». Можно согласиться с мнением Мацека, что под жизнью по «божьему» праву подразумевалась община равных, аналогичная по своей направленности самому Табору и другим таборитским центрам. Такое стремление таборитов подтверждается и их практической деятельностью.

12 таборитских статей были действительно пронизаны стремлением жить по-новому, совсем по-другому, чем это было прежде. Однако в отличие от хилиастических источников, здесь нет прямо высказанной идеи судного дня, как времени расправы над «грешными». Думается, что это отсутствие прямых хилиастических призывов связано не только с тактической линией таборитских вожаков, их желанием удержать союз с Прагой, но и тем, что в других общинах таборитского лагеря хилиастические идеи были не так ярко и сильно выражены, как в самом Таборе.

То обстоятельство, что вопрос о ликвидации старого феодального права встречается нам как в хилиастических, так и в нехилиастических источниках, говорит, на наш взгляд, о том, что это требование было общим для разных направлений таборитства. По-видимому, оно сохранилось и в последующие годы гуситского движения. Мало того. Отрицание широко распространенного немецкого права было в интересах не только таборитов, но и бюргерства городов, конкурировавшего с немецким патрициатом в Чехии. Оно отражало прогрессивную тенденцию к расширению путей для национального развития страны и было направлено против немецкого засилья. Статья об уничтожении «языческого и немецкого» права подтверждает тот факт, что ряд критических замечаний и требований гуситов носил общегуситский характер, касался как бюргерской, так и радикальной оппозиции, хотя, разумеется, в разной степени. Рассмотренная нами статья является не только национально-освободительной по своему характеру, но в первую очередь антифеодальной. Новое, божественное право противопоставлялось не только немецкому, но и всякому феодальному праву, существовавшему в то время. Наряду с требованием ввести нормы нового права в противовес старому, феодальному, был поставлен вопрос о том, что должны быть ликвидированы поборы духовенства с населения. Таким образом, под знаком борьбы за божественное право развертывалось движение, направленное против засилья немецкого патрициата, церковных и светских феодалов, против феодального угнетения вообще. Совершенно очевидно, что под новым, «божественным» правом разумелась демократизация общественного строя страны в целом.

* * *

Для характеристики, нехилиастического крыла таборитского лагеря много ценного дает нам анализ взглядов и деятельности Яна Желивского. К великому нашему сожалению, сохранилась лишь незначительная часть его проповедей, опубликованных несколько лет назад в Чехословацкой республике на латинском и чешском языках[635]. Деятельность Яна Желивского и его единомышленников и соратников в Праге говорит о том, что там на всем протяжении первого периода гуситских войн сохранилось сильное таборитское крыло. Было бы неверно представлять себе таборитский лагерь как объединение только тех, кто ушел из сел и городов в Табор и другие центры таборитского союза. К числу таборитов относились и многие из тех крестьян и плебеев, которые оставались в своих городах и селах и там боролись за осуществление таборитских идеалов. Так было, по-видимому. и с Яном Желивским. С его именем связана и напряженная внутренняя борьба в столице между умеренными и радикальными гуситами и борьба против феодально-католического лагеря во всей стране.

Биографические данные о Желивском в предгуситское время почти отсутствуют[636]. Известно лишь, что он происходил, вероятно, из Гумпольца, стал монахом премонстрантского монастыря в Желиве, оттуда был послан в качестве священника в Йиржицы. В эти годы он успел, по-видимому, хорошо узнать жизнь монахов, увидел антагонизм между ними и окрестным крестьянством. В округе Гумпольца гуситское движение нашло вообще мощный отклик. Желивский пришел в столицу с — уже сложившимися убеждениями. События в Праге способствовали окончательному оформлению его взглядов. В Новой Праге Желивский был проповедником в церкви св. Штепана на Рыбничке. В начале 1419 г. он был отстранен от должности как сторонник приращения под двумя видами, но уже в феврале выступает о проповедями в храме Матери божьей. Будучи безусловным стог ройником «учения Гуса, он защищал его взгляды, одно время дружил с Якоубеком из Стржибра.