Из истории гуситского революционного движения - [44]
Думается, что прав Р. Каливода, выделивший специально период фаталистического хилиазма (1415–1419 гг.)[437], когда еще не определилась окончательно победа идеи вооруженного восстания в борьбе с мирной тенденцией хилиазма. Первое время гуситы-хилиасты еще не поняли достаточно четко и ясно, каково же их собственное место в процессе осуществления судного дня. Во время судного дня, как полагали тогда табориты, бог своей чудесной силой уничтожит зло и его носителей. «Господь стоит уже в дверях…, — записано в старейшем хилиастическом воззвании, — поэтому весьма усердно бдим, так как не знаем, в какой час третий ангел затрубит в трубу…придет в облаках в величии своем и с великой силой и пошлет отряды своих славных ангелов, чтобы изгоняли все дурное из наследства его…» О наступлении этого судного дня, по мнению хилиастов, будут различные предзнаменования. «…Незадолго перед этим, за три часа, перестанут течь живые воды, и солнце потемнеет, а луна станет кровавой, и с неба будут падать звезды, чтобы кто-либо мог стоять, чтобы не упал или не заблудился бы»[438]. В качестве активной силы, уничтожающей зло и расчищающей дорогу добру, Христос — неземная сила — выступает также и в анонимной квестии: «…уже теперь на кончину света придет Христос в день, который называется днем Господа, чтобы покорил дом мятежный и совершил ему конец и чтобы, исправив церковь, заложил ту славу ка землю, (и) придет принять королевство на этом свете и изгнать все дурное и всех», которые совершают несправедливости, «и не допустить в него ничего порочного, ничего, творящего ложь и безобразия»[439]. Мы соглашаемся с выводом Р. Каливоды, что уже в этих хилиастических источниках можно отметить более «земное» толкование судного дня по сравнению со старым сектантским хилиазмом, представители которого понимали «второе пришествие» как апокалиптический конец света, т. е. как полную гибель всего сущего. Гуситские хилиасты понимали конец света как водораздел между двумя фазами жизни человеческого общества, пишет Каливода[440]. В хилиастической квестии заявлялось: «Концом века называем изменение добрых к лучшему и уничтожение дурных»[441]. Таким образом, целью судного дня должно было быть изменение жизни людей. Фантастика хилиастов теперь резко ограничена и на первый план выделяется рациональное ядро учения, намечается путь к революционному изменению общества.
Однако задачи «верных» богу людей на этом этапе были еще довольно ограничены. Идея активного вмешательства человека в ход событий еще не окончательно победила старую идею пассивного ожидания прихода Христа. Христос дал своим верным приказание, читаем мы в первом воззвании хилиастов, «чтобы бежали не только от грехов, но также из окружающей среды злых, сопротивляющихся и неискренних людей, и говорит: бегите к горам, то есть к верным людям…»[442]. Хилиасты призывали бросить свои дома, все имущество и семью, потому что, «если кто оставит дом, братьев, сестер, либо отца или мать, или землю и поле во имя мое (т. е. Христа. — А. О.), получит во сто крат больше и обретем вечную жизнь»[443]. В таком же духе требование бежать в горы из окружения злых людей выражено и во втором хилиастическом воззвании нач. 1420 г. Термин «горы» употребляется в данном случае символически. Под ним разумелись «верные» люди, то есть в данном случае гуситы. Призыв бежать в горы звучал как сигнал к объединению. гуситов всех направлений, к выделению их из числа «грешных», «злых», т. е. не гуситов, всех тех, кто оставался верным католицизму. Его большое положительное значение заключалось в тенденции к консолидации всех сил, оппозиционных по отношению к феодально-католическому лагерю. Однако нельзя не отметить, что в хилиастическом призыве к бегству в горы не было ясно выраженного лозунга активной борьбы с поработителями. Что же должны были делать люди, ушедшие на горы или в пять укрепленных городов? Об этом говорилось так: «…необходимо без промедления собраться, чтобы постились и рыдали за свои и чужие грехи, чтобы молились днем и ночью, взывая к господу богу, чтобы соизволил спасти их во время наивысшего суда»[444]. И в заключительной части воззвания вновь подтверждается суть этого призыва: «…поэтому говорит ныне господь бог: повернитесь в целом сердце своем, в посте, в плаче и в рыдании и сокрушите сердце свое, а не одежды ваши. Обратитесь к господу богу вашему, так как он добрый и милосердный и терпеливый…».
В хилиастических песнях таборитов того времен также содержится призыв к бегству верных на горы, то есть от злых людей и от грехов. Например, в песне «Верные, радуйтесь в боге»[445]. В том же первом воззвании, изданном Ф. Палацким[446], автор, ссылаясь на св. Исайю, говорившего, что следует нападать на врагов божьих, на лицемеров, соблазнителей «и препятствующих избранникам божьим», оправдывает идею борьбы против старого общества, но в дальнейшем изложении о ней умалчивается и сообщается лишь о необходимости бегства на горы по завету Христа.
В первой записи хилиастических статей у Вавржинца мы находим уже элементы переплетения двух различных этапов в развитии хилиазма. В настоящий судный день, утверждается в статьях хилиастов, Христос придет тайно, «как злодей», (для того чтобы) обновить новым приходом свое царство. Здесь уже нет явных призывов к плачу, молитвам как пути спасения верующих. Наоборот, имеется в виду насильственное истребление противников божьих заповедей, т. е. не гуситов: «в этот период не будет время милости, но возмездия и оплаты огнем и мечом, так что все противники заповедей Христовых должны погибнуть семью (т. е. от семи. —
