Из дневника военного врача - [9]

— Зубы выбил!

Я перевязал раненых. Поехал на КП. Лег на сено и стал думать. В высоте виднелись макушки тонких сосен. Они не шевелились.

Через некоторое время я обдумал все, что случилось. Еще один волосок — и был бы конец. Я побыл в деревне, и у меня появилась какая-то злость. Мне захо­телось сесть на самый быстроходный самолет и полететь.

Второй «дуглас» прилетел вечером. Сели и еле-еле оторвались в конце взлет­ного поля.

Алитус (Алита). Районный городок. На правом берегу Немана аэродром. Берега обрывистые, высокие. Внизу течет бурный, быстрый Неман. Непроиз­вольно вырвались слова Я. Коласа:

Гэй ты, Нёман, наша рэка,

Поіш ты і корміш нас...

Наверное, там, вверху, в Беларуси, он и лучше, и богаче. Здесь, если честно, на песке он мало кормит. Зато много немцев напоил до самой смерти. Мы сидим на берегу, а «Нормандия» напротив.

Только сейчас я вспомнил вчерашний момент. Мы летим, а к самому крылу пристроился француз на Яке и, как на рисунке, идет, усмехается, поднимает руку. А «ячок» разукрашенный. Потом он рванулся вперед и пошел с набором вверх.

2. VІІІ. Из дома нет писем. Это начинает беспокоить!

Стемнело. Появился самолет над аэродромом. По нему начали стрелять. Он развернулся и сбросил бомбы. Прошел еще раз и сбросил маленькие бомбы. Словом, два самолета сгорели. Мы тем временем спрятались в кустах, а после подались в поле.

3. VІІІ. В лесу поймали двух фрицев и с ними девушку — русскую. Она из Брянска. И что с ней делать?

5. VІІІ. Ура! Ура! Ура!Сегодня получил письмо из дома. Пишет мама, Шура. Собирался написать мне и Валерик, но куда-то пошел гулять. Алесь дома, Алена дома, нет только Виктора. А где он? Мне писали в 1942 году, что он пропал без вести. Мне все не верилось, что он погиб. Однако все может быть.

Шура недовольна тем, что я не писал ей, а писал только домой. На самом деле я писал сразу на три адреса. Неважно, что она не получила; важно то, что сейчас знает мой адрес. Какая она сейчас? Какой сын? Когда немного поутихнет, тогда, может, поеду в отпуск.

13. VІІІ. Понемногу проясняется, как дома. Шура живет у соседей, так как наш дом сгорел. Алесь живет у мамы.

16.ІХ. Наконец нас разъединили с «Нормандией». Мы выезжаем на новое место. Прощание. Машины быстро перевезли нас. Мариямпольское шоссе очень оживленное.

Винцы. Среди хуторов притаился луг. Это аэродром. Мы пошли осматри­вать помещения. Здесь живут литовцы как у Христа за пазухой. Война, а им что с гуся вода.

Мы идем на аэродром. Наши взлетают, а с запада идут два «фока». Они раз­вернулись и пошли в атаку. Промахнулись, а нашим хоть бы что! Немец пошел еще раз в атаку. Наши полетели за Неман. Потом выяснилось, что наших пощи­пали. Я шел и думал, какие лопухи эти вчерашние немцы.

Холодно. Ночью еще холоднее. Темно. Звезды, как бобы, рассыпались в небе. На западе вспыхивают зарницы, бьет артиллерия. Я засыпаю под гул машин на шоссе.

1.Х. На этом аэродроме обжились так, будто год на нем стоим. Встает вопрос об отпуске. Сегодня, наверное, поедем на подскоки в Чехово. Погода как назло стоит хорошая. Хозяин-литовец на ломаном русском сказал:

— В прошлые года в эту пору шли дожди и вокруг было болото. А сейчас на удивление сухо.

У нас есть «Мессершмитт 109Г-6». Пильщиков летал на нем, вылетали и другие.

2. Х. «Отчеты печатаемые имеют не больше связи с действительностью, чем самые невероятные арабские сказки с обычными случаями из повседневной жизни на Востоке» (Бальфур).

«Ведь, конечно, было бы большим несчастьем, если бы союзники на заклю­чительных этапах борьбы были лишены того сорта воинственного гения, при помощи которого ефрейтор Шикльгрубер в столь значительной мере содейство­вал нашей победе» (Черчилль).

15. Х. Ишланджи (8 км зап[падней] Мариямполя). Вечером собрались в одной комнате. Пильщиков сказал:

— Завтра начинается поход в Вост[очную] Пруссию, чтобы окончательно расправиться с немцами.

Поговорили и разошлись. Стемнело. Сразу пошла наша АДД. Три часа стонала земля от рева моторов. На горизонте в ряд висели фонари, как на каком-то неведо­мом проспекте. Темную даль пронизывали разноцветные бусы трассирующих пуль и снарядов. Как близкий горизонт, так и даль по всей линии фронта вспыхивали ослепительными зарницами от взрывов бомб. Прожекторы без перерыва крутили лучами, кивали, дрожали на месте или, как мяч, перерезали высоту неба.

Ночь звездная. Холодно.

Мы живем у хозяина, он немного говорит по-русски. Сегодня рассказал нам стихотворение, которое учил еще в школе: «Петушок, петушок, золотой гребешок.» У хозяина две дочки. Они не говорят по-русски. Но поют красиво. У одной высокое приятное контральто, а у второй — мелодичное сопрано. Давно я не слышал таких песен. Их бы голоса да на нашу землю. Какой бы был урожай!

Вчера получил письмо от Шурки. Она уже в Слуцке. Работает завучем в детском доме. Что это за должность, мне непонятно. Плохо одно: живет [.]. Последнее мне не нравится, совсем не нравится, что она живет с Шуркой. Из письма видно, что она там старается изо всех сил и обивает все пороги насчет квартиры. Дай бог ей найти квартиру и жить по-человечески.

Сейчас два часа ночи, и я, понятное дело, могу мечтать и в мечтах вспоми­нать все что хочу. Я поймал себя на том, что никак не могу представить, какая сейчас Шурка, а тем более Валерик. Она мне кажется такой, какой я ее впервые встретил в Лапичах. Почему так? На этот вопрос не могу дать ответ. Никто не знает и никто не узнает, как хочется побыть наедине, в семейной тишине. А когда будет отпуск?