Из цикла «Мельком» - [18]

Наши матки, дурочки,

Нас бросали в улочки;

Спасибо добрым людям —

Вскормили белым грудям!

-

Сиротинка бедный

Пристал к девушке одной,

Словно к матери родной.

Нет! Матушка неродная,

Похлебка все холодная.

Породнее бы была,

Погорячей бы налила!

-

Все "частушки", которые я привел в этой заметке, заимствованы мною почти исключительно из произведений женского ума; мужских "частушек" я почти не приводил здесь.

4

Если наш крестьянин-земледелец затрудняется новизнами собственной своей теперешней жизни и не может разобраться в мыслях относительно настоящего и будущего, то крестьянин-"рабочий", крестьянин, оторванный от деревни фабрикой, заводом, шахтой, напротив, уже давно вполне определил свое положение, свое настоящее, свое будущее и уже сознательно не может даже и мечтать о каком бы то ни было изменении в своем положении.

Крестьянин все еще пытается истолковать разные новинки времени непременно в собственную пользу. Объявят закон о лесо-охранении, он моментально принимается за лесо-истребление. Почему это? Потому что тогда, после опустошения, к мужикам должны отойти все леса, какие только есть. Часто изменяются рисунки бумажных денег — сегодня одни, завтра другие, — и опять мужик знает уже, зачем это делается: для разных людей будут и деньги разные, — для мужиков одни, для евреев другие, а для купцов третьи. Каждый живи только на свои деньги; тогда "арендатель" может и тысячи рублей совать мужику, но "арендательские" деньги для мужика, все равно что щепки. Посуется, посуется "арендатель", не найдет рабочих и "должен пропасть", а земля "сама собой" к мужикам поступит, потому что они и без денег знают, что с ней делать. [25]

Ничего подобного не может прийти в голову рабочему человеку. Он твердо знает, что жизнь его от юных дней и до могилы будет только растрачиваться, без малейшей для него личной надобности, с самою математическою точностью; растащат ее, расщипят фабрики, заводы, шахты, по часам, по звонкам, по свисткам, а не зря, не "дуром", не как-нибудь. Знает он, что этот унылый и угрожающий свист заводского свистка в темную ночь, до зари и до заутрени, растревожит его и поднимет на усталые ноги.

Знает он, что и сонный вскочит он на этот свист, и сонный станет у станка, и сонный полезет в темную, сырую шахту. Знает он и то, что вовеки не уйти от станка, если только случай, какой-нибудь год необычайного урожая, который вдруг поправит его семью на полгода, не даст ему возможности провести эти полгода "округ" разоренного домишки. Положение рабочего так определенно, что ему о нем нет никакой возможности "раздумывать", и вот почему "песни рабочих" в точности и полной определенности изображают их подлинное положение, а не мелкие подробности жизни, что мы видим в "частушках".

В руках моих находится несколько песен рабочих в шахтах, полученных [26] с Юга и Екатеринославской губернии. Хотя и смысл их и условия местности вовсе не напоминают ни в чем наших новгородских "частушек", но раз дело зашло о народной песне, пусть читатель узнает кое-что и о том, что думает рабочий человек и как он живет.

Вот рабочий день шахтера.

На Дону открыли знаменитые залежи антрацита и тотчас же принялись за разработку.

Там прорыты ямы, норы,

Там работают шахтеры.

Одна яма там такая,

Огромадная, большая, —

Сорок сажен глубины,

Три аршина ширины.

Сверху здания большие,

Там машины паровые

И канаты дротяные.

В них проведен там шнурок,

Наверху висит звонок;

Только дернешь за шнурок,

Сверху вдарит молоток,

Верховой дает свисток.

Не успел он просвистать, —

Накопилось — негде встать!

В шахту всех нас швыронуло!

Не успел сказать и слово,

Уж кричат: "Слезай, готово!"

По продольням разошлись,

За работушку взялись.

Распроклята жизнь шахтера!

День и ночь мы работаем,

Ровно в каторге сидим,

День и ночь мы со свечами

Смерть таскаем за плечами!

Один бог небесный с нами,

Никакой нужды не знаем!

-

Описывается и гибель шахтера, которого слишком второпях тащат из шахты. Садясь в бадью,

С белым светом он простился:

"Прощай, солнце, прощай, месяц,

Прощай, белая заря!

Все премилые друзья!"

Вдруг бадейка всколыхнулась —

В шахту бедный полетел!

-

А вот как живут шахтеры:

Нет, ребятушки, трудней,

Как работа шахтерей:

Шахтер рубит, шахтер бьет,

Под землею ход ведет.

Он подходит ко стволу,

В гору голос подает:

"Вы, бадейные, не спи!

Воротные, не дреми!

У нас завтра день субботний,

На получку все пойдем.

Мы получим денег много

И в кабак их понесем!"

-

Дует, дует ветерок

Из трактира в кабачок.

Там бутылки шевелятся

И стаканы говорят!

Идет шахтер в кабачок,

Берет водку, табачок.

Пьем мы водку, пьем мы ром,

Завтра ж — по миру пойдем!

-

Что шахтерска жизнь проклята.

Кто не ведает про то?

В божью церковь он не ходит,

Он не знает про нее.

День и ночь он работает,

Ровно в каторге всегда!

Придет праздник-воскресенье —

Уж шахтер до свету пьян!

В кабачок бежит детина —

Словно маковка цветет;

С кабака ползет детина —

Как лутошечка гола!

Ой, гола, гола, гола,

В чем мамаша родила!

-

Кабак — вот в чем рабочий видит облегчение своего тяжкого труда. Никаких иных перспектив он и не подозревает даже. Неведомая сила вытаскивает его из дому и тащит его в яму под землею, на сорок сажен глубины. Он с испугом озирается кругом: "Прощай, солнце! Прощай, месяц! Прощай, милые друзья!.." Не видно, чтобы он хоть на минуту допустил мысль о каком-нибудь изменении в своей участи. Он не знает еще и силы той, которая "швыряет" его в яму; но он твердо знает свое положение, ясно видит, что кроме "кабака" нет никакого облегчения в его жизни и не будет.