Июльский ад - [44]

— Стойте! Стойте! Бросьте меня, не держите! Я сама…

Ей поверили: Верца встала и, обречённо бросив «Идите за мной!», медленно пошла к сараю. Клык, облизнувшись, тронулся было за ней, но немец легонько отстранил его.

— Митья, не спеши! — сказал он. — Ви с помощником соблюдайт ошередь!

Васечка стоял у плетня, бессильно опершись на винтовку, и пьяно крутил головой, не соглашаясь с Дитрихом. Он сейчас совсем ничего не хотел. Хотел только одного — спать.

Унтерштумфюрер до дверей сарая не дошёл. Он вдруг словно бы наткнулся на невидимую стену и замер с широко раскрытыми глазами: из сарая с вилами наперевес чёрной пантерой выскочила ошалевшая ото всего свалившегося на неё Верца Хомякова.

— Заколю-ю-у-у! — закричала в безумии она, и четыре металлических рожка, четыре острых стрежня ринулись на сближение с грудью безвольно застывшего на месте Дитриха.

Клык еле успел вскинуть автомат, и очередь откинула Верцу Хомякову от немца, ударила её о стену сарая, сразу же обильно оросив её кровью, а затем бросила на землю.

Дитрих глядел не на купающуюся в крови Верцу, а на вилы, хорошо воткнувшиеся в землю у самых его ног.

— О, майн гот! — только и прошептал он, машинально стирая со лба мгновенно выступивший пот.

Васечка, из крови которого быстро уходил хмель, трясся, как паралитик, у плетня. Клык смерил его презрительным взглядом, подошёл к немцу.

— Господин офицер, — участливо спросил он, — не задело вилами-то?

Дитрих мотнул головой н облегчённо вздохнул:

— Сюмашедьший баба!

— Ну и слава Богу! — сказал Митька. — Обошлось… Ну. что, господин офицер, теперь домой идём?

Унтерштурмфюрер взглянул на Клыка, как-то странно усмехнулся:

— Не поняль? Ти хочешь сказать, что праздник окончиль?… Найн! Веди к другой женьщин! Я не меняйт свой решений…

— К другой? — переспросил Клык и задумался, а потом, посмотрев на трясущегося Васечку, облегчённо хмыкнул: — К другой, так к другой. Идёмте!

Дядька Мирон поздно заметил немца и полицаев; когда он их увидел, они уже по-хозяйски шли по двору к дверям.

— Господи, пронеси! — выдавил дядька Мирон, быстро крестясь.

Тётка Феклуша не успела спросить, кого он там увидел, что так перепугался, как дверь под ударом сапога широко распахнулась. Первым вошёл Клык с автоматом в руках, за ним ввалился Дитрих, Васечка неловко топтался в дверях.

— Вам чего? — тихо, не своим голосом спросила тётка Феклуша.

— У нас сегодня праздник, — недобро ухмыльнулся Клык и издевательски пояснил: — Бояре гуляют!

— Чего? — переспросил дядька Мирон. — Гуляете? Да у нас, извините, нечем вас угостить. Самогона…

— Не нужен нам твой самогон…

— А что же вам нужно? — совсем растерялся дядька Мирон. — Опять квасу!?

— Не что, а кто! — глаз Клыка хищно сверкнул, и он пальцем указал на забившуюся в угол Настеньку. — Она нам нужна! А квасу потом подашь, на восстановление наших сил!

Дядька Мирон подскочил к Митьке, расставил руки, загораживая собой племянницу:

— Господин старшин полицейский!.. Не надо!.. Не…

Клык без разговоров ловко стукнул дядьку Мирона прикладом автомата по голове, и тот рухнул на пол, как подкошенный.

Тётка Феклуша смертельно побледнела и, чтобы не упасть, прислонилась к стене.

— Господи, — дрожащим голосом прошептала она. — Да вы же не люди, вы — звери…

— Я тебе сейчас покажу «звери»! — не на шутку взъярился Клык. — А ну, выметайся из хаты!..

Он поднял автомат, повёл стволом в сторону двери, показывая, куда должна была исчезнуть Фёкла Полежаева.

— Кому я сказал: пошла вон, старая карга!

Тётку Феклушу и не приходящего в сознание дядьку Мирона крепко-накрепко заперли в сарае. Клык и Дитрих пошли в хату, Васечку оставили на входе.

— Смотри у меня, сопля безмозглая! — предупредил его Клык. — Живо отправлю на тот свет вслед за Верцей, если оставишь пост у дверей! Понял?

Васечка, теперь уже совершенно протрезвевший, стоял у порога с винтовкой в руках и беззвучно плакал. В нём сейчас, именно в эти минуты, боролись два человека, две личности, совсем противоположные, не похожие друг на друга. Один говорил, кричал ему: иди в хату, не допусти того, что должно было там сейчас случиться, не дан надругаться над девушкой, которая тебе совсем не безразлична! Другой же шептал: нет, не ходи, потому что первый твой шаг в эту дверь станет твоим последним шагом — Клык не пожалеет тебя, убьёт, как последнюю собачонку, и не закопает, а ты ведь и на свете-то не жил ещё совсем…

Сердце. Васечки трепыхалось, колотилось и билось, как дикий зайчонок в клетке, и он, не зная, что же ему сейчас, в эти проклятые минуты, делать, чуть не сходил с ума. Он уже сорвал было с плеча винтовку, решив стремительно ворваться в хату и прикончить всех сразу — и ненавистного Клыка, и холёного Курта Дитриха, но… страх оказался намного сильнее его: он, Васечка, даже не поднял винтовку на плечо — не было сил, он безвольно сел на завалинку, и плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.

В хате отчаянно закричала Настенька, отчаянно и обречённо. А в дверь сарая, также безнадёжно крича, била кулаками тётка Феклуша. Васечка закрыл руками уши, начал, сидя, раскачиваться, как маятник на часах-ходиках, шепча что-то неслышное. А затем быстро вскочил, снял с правой ноги сапог, поставил винтовку прикладом на землю, ствол её упёр в свою грудь. Большим пальцем ноги достал курок…