Ивритская классика прошлого века - [5]

Ты скажешь: ночь идет за ночью, день за днем.

Года проходят – в сердце ты отметишь.

Увидишь молнии и тучи за окном,

и только нового под солнцем не заметишь.

Но вот придут преклонные года,

ты станешь днями дорожить на их исходе.

И скажешь: этот день уходит навсегда.

И скажешь: утром новый день приходит.

«День этот моря голубей…»

День этот моря голубей,

день этот моря голубей,

и нет спасенья, нет Мессии.

И вот звезда летит с небес

и исчезает в сини бездн,

спускаясь из небесной сини.

Песнь любви

Мы расставались, сердце разрывая.

Туман меж нами все густел и рос.

А эта влага – влага дождевая,

и, уж конечно же, не влага слез.

Что делать, если в наши дни всерьез

никто уж на любовью не заплачет,

и в день Суда, и в ночь любви мы прячем

за равнодушьем – горечь наших слез.

Мы расставались. И поток понес

меня вперед по улице шумящей.

Туман висел вуалью. И вопрос

стучался в грудь: откуда же щемящий

и радостный покой? Наверное, от слез…

Завтра

Завтра сад расцветет в небосводе моем,

будет вечер, еще незнакомый земле,

и поставишь ты клетку свою с соловьем

на окне, в переполненной звездами мгле.

Мы послушаем песнь и отпустим его,

он взлетит, – и уже не вернется тоска,

будет только великой любви торжество,

будет вечер, невиданный прежде в веках.

Ночной мотив

Звезды свои погасили лучи,

все почернело вдруг.

Ни одного огонька в ночи,

темен север и юг.

Утро придет, как верный вдовец,

с серым мешком на плечах.

Югу и северу не розоветь —

ни одного луча.

Пусть загорится белый огонь

в черном сердце моем,

так, чтобы вспыхнул вдруг от него

сразу весь окаем!

Из сборника «Последние слова»

Последние слова

Что нас ждет?

Остановятся вдруг небеса.

Наше утро ушло далеко —

без часов нам о том не узнать.

Что за зерна с собою приносит весна,

и какой над могилой цветок расцветет?

Я хочу, чтоб фиалка – как те, что рвала я в лесах.

Что нас ждет?

«Что будет в конце?»

Что будет в конце?

Два отрока песню поют при луне,

и два огонька загорелись в окне,

и два корабля выйти в путь должны,

две руки в ладонях твоих холодны.

Что будет в конце?

«Я стою в самом сердце пустыни…»

Я стою в самом сердце пустыни.

Не осталось со мной ни одной звезды.

Мне не скажет ни слова ветер отныне,

и песок заметет мои следы.

«Те, кто ко мне являются во сне —…»

Те, кто ко мне являются во сне —

они меня почти не замечают.

Присядут на крыльцо, не обратясь ко мне,

и сразу же уходят, не прощаясь.

Мы с ними повстречаемся потом,

когда умрем.

И тех, кто приходил ко мне во сне,

по знаку я узнаю в тишине.

Колумб 1957

Пусть всем известно: суши нет в помине.

Пусть всем понятно: звездам не сиять.

Корабль мой тонет в серых дней пустыне,

своих посланцев Бог забыл опять.

И все ж, как летний ливень долгожданный,

как страсть внезапная, что правит без руля,

я вдруг явлюсь к брегам твоим желанным,

к их лону припаду, о, новая земля!

Ты жди, – мне никуда теперь не деться,

ведь есть одна тропа в лесу твоем…

Комета разрывает ночи сердце.

Я завтра буду твой, мне никуда не деться,

моя Америка, скитание мое…

Антигона

Дождь больше не вернется. Облака,

как мертвые свидетели, висят.

И, успокоенные на века,

выходят горожане в тихий сад.

Ты сотни братьев распознала в них.

Им довелось на смерть зари смотреть.

Но все забыто – ведь должны ж они

хоть как-нибудь существовать и впредь.

Дождь не придет. И почва, как во сне,

покорно отказалась от него.

Она привыкла к жажде, к тишине,

к беззвучию рыданья твоего.

Дождь не придет. Все в прошлом. Позабудь.

Теперь попробуй обойтись без бурь.

После бури

И, если б не ветра хохот утробный,

то мы б услыхали свой голос – и знали,

какой в нашем сердце ужас огромный,

какие утро несет нам печали.

Но ветер умчится и ветер примчится,

все звуки уносит он в дальние дали,

и, если б не бледность на наших лицах,

то мы бы пути его различали.

Мудрецы подтвердят

И ныне солнце есть в сиянии небесном —

вам это подтвердит любой мудрец.

За тучами, за дождевой завесой —

не будет Свету никогда грозить конец.

Все мудрецы расскажут вам о том.

И все ж в глазах детей —

лишь молнии и гром.

«Над той горою, далеко —…»

Над той горою, далеко —

оранжевая птица там летает,

та, имени которой я не знаю.

Но с ней знакомо дерево,

и ветер с ней знаком,

и он поет ей:

«Здесь твой дом!»

В глазах девчонки

в переулке деревенском

летит оранжевая птица —

ее мне имя неизвестно.

«Ты видела ливень? Здесь царствует тишь…»

Ты видела ливень? Здесь царствует тишь.

Три Ангела древней истории той

идут меж дерев среди мокнущих крыш.

Тут все, как и прежде. Лишь капли стучат

о камни на улице этой пустой.

Они не спешат, подошли и молчат —

три Ангела древней истории той.

Распахнута дверь. Накрывается стол.

И чудо свершилось, и ливень прошел.

Из сборника «С этой ночью»

С этой ночью

С этой ночью,

со всею ее тишиной,

с этой ночью, —

с тремя огонькам с небес, —

их укрыл в себе лес

вместе с ветром ночным.

С этим ветром,

который собрался внимать

полноте тишины, —

с этой ночью,

с тремя огоньками в ветвях,

с этим ветром ночным.

«Я плыла с кораблями, стояла с мостами…»

Я плыла с кораблями, стояла с мостами,

я лежала в пыли

с опадающими листами.

Были осени дни моими,

и моим было яркое облако

рядом с черной трубою.

И еще я имела странное имя, —

ни один человек не сможет дознаться – какое.

Ушедшие в мир иной

Я – у небесных врат.