Ивритская классика прошлого века - [13]

Книгу Йова раскрыла, читаю о нем.

вот герой! Нас ведь тоже учили

видеть благо и пользу в страданье своем,

подчиняясь Всевышней силе.

Если б только уметь разговор нам живой,

как и он, вести благосклонно,

и устало склоняться, как он, головой,

и идти к Отцовскому лону…

Своими руками

«Своими руками —

так гордость велела…»

Я закрою дверь на замок,

я заброшу в море ключи,

чтоб мой дух смятенный не мог

на твой голос мчаться в ночи.

Знаю – ночи будут без снов,

знаю – дни покроет туман.

Утешенье мое – в одном:

это сделала я сама.

«Я заберу себе взгляд твой нежный —…»

Я заберу себе взгляд твой нежный —

сверкающий смех, глухую тоску,

которым, как вспаханным полем безбрежным,

я вылечить бедное сердце смогу,

Я заберу себе взгляд твой нежный,

я заберу – и втисну в строку.

«Не осуждай меня: да, я виновна…»

Не осуждай меня: да, я виновна.

Так отсрочь приговор и крах!

Возлюбить себя?

Ну что ж, безусловно,

я себе – главный враг!

Не уходи с испуганным взглядом,

и не плачь обо мне – смерть уйдет!

Лишь месть моя стрелы наполнила ядом,

в мое сердце стремит их полет.

Прежняя ночь

Нынче все по-иному – никто не поверит:

мы летим над землей, будто в сбывшихся снах.

Мы с тобою на яхте, сверкает Кинерет,

и над нами горит парусов белизна.

Мы когда-то сплетали из лунного света

тот фитиль, что навеки связал нас с тобой.

Все свершилось! Смотри: сон сбывается этот,

мы бредем золотою тропой.

Станет память кристальной водой родниковой,

давшей влагу сожженной земле.

Эта ночь – навсегда. Ее светом окован

ряд за нею тянувшихся лет.

Ночная дойка

В лунных бликах наш двор неровный.

По прохладе и тишине

поскорее бежим в коровник.

Дышит ровно корова во сне.

Как тепло она шевелится!

Как рогатый лоб ее крут!

Наши с нею судьбы сплелися

целым ворохом скрытых пут.

Цвета

Земли вспаханные чернеют,

воды утром горят синевой,

и проемы скал зеленеют

утверждающей жизнь травой.

А в ущелье сером смелеет,

розовеет цветок живой.

«Буйную тропку в горах…»

Буйную тропку в горах

должен ли ты обойти?

Чтобы увидеть твой страх —

где же мне силы найти?

Что же туман окружил,

горы окутал собой,

если сиянье вершин —

это награда за боль?

Нежность

Это кажется странным:

сквозь горечь от слез,

сквозь упреки и злые слова

из далекого прошлого ветер принес

шепот нежности, слышный едва.

Этот бой меж мужчиной и женщиной стар,

смертный бой, до исхода сил.

Потому что ты братом любимым мне стал,

потому что ты сыном мне был.

«Никакие узы запретов…»

«Есть разрешенное —

и есть запрещенное»

Никакие узы запретов

перед пламенем не устоят,

и, как стебель стремится к свету,

так тянусь за нежностью я.

Ты поникшую душу отыщешь

над судьбою и смертью моей…

Горе мне! От несчастной нищей

отведи свои взоры скорей!

«Я хочу одного…»

Я хочу одного:

позабыть этот горестный миг,

и несчастного сердца,

в пустыне забытого, крик,

и вернуться и жить

на вчерашней земле золотой,

где растет мое дерево

над голубою водой.

«Голос ветра холодного ночью возник…»

Голос ветра холодного ночью возник,

голос ветра шепнул: «приготовься, сестра…»

Так прости! И прими, как и в прежние дни,

ношу горьких стихов, и усталость, и страх.

И по-прежнему будь мне опорой во тьме,

и, как прежде, утешь, и верни мне покой, —

недалекою ночью приблизится смерть

и закроет глаза ледяною рукой…

Мои мертвые

«Только мертвые не умрут».

Й. Ш. К.

Лишь они остались. Лишь они теперь

не пополнят список горестных потерь.

И на перепутье, на закате дня

призрачной толпою окружат меня.

И не разлучат нас долгие года.

Лишь потери наши – с нами навсегда.

Хаим Нахман Бялик

О Хаиме Нахмане Бялике

Хаим Нахман Бялик – классик ивритской литературы. Его перу принадлежит как любовная лирика, так и полные боли и силы строки о доле и судьбе еврейского народа. На его стихи написаны песни и романсы. Его творчество переведено более чем на тридцать языков. Он считается одним из создателей современного иврита.

Бялик родился в 1873 году на хуторе Рады возле Житомира, в семье лесника. С семилетнего возраста, после смерти отца, жил в доме деда в Житомире, а в семнадцать лет уехал в Одессу, где начал публиковать свои стихи. До 1921 года он жил попеременно в Одессе и в Житомире. Принимал участие в Сионистских Конгрессах 1907 и 1913 годов, бывал в разных странах Европы и в США. В 1921 году он переехал в Берлин, а в 1924 поселился в Тель-Авиве, где сразу же его дом стал одним из центров культурной жизни. Поэт принимал участие в работе театра «Габима», Еврейского университета в Иерусалиме, Художественного музея в Тель-Авиве. Умер Хаим Нахман Бялик в 1934 году в Вене, после неудачной операции.

***

Я хочу привести здесь кусок из «Автобиографических отрывков» Хаима Нахмана Бялика (в переводе, взятом из учебника Открытого Университета Израиля), который послужит прекрасной иллюстрацией и вступлением к двум поэмам о детстве, которые я включила в эту книгу:

«Понимаю, то, что я видел, не могло произойти в действительности. Но мы с моим сердцем знаем: все, что видели – видели воочию, и никогда сердце мое не сомневалось в этом.

Серебряная ночь. Я стою на улице у ворот нашего двора. Справа от меня – лес, слева – степь. Над головой небо, небо. А передо мной – невысокая горка с крутыми склонами, покрытыми зеленой травой, сверкающей тысячами капель росы в таинственном, призрачном лунном свете. Склон холма поднимается все выше и выше, пока не оканчивается маленьким белым домиком на вершине. Все дремлет, обмершее, застывшее, окутанное легкой вуалью серебристо-синей дымки. Как вдруг – две вереницы гномов, с чистыми детскими лицами, в черных одеждах идут по холму в сторону леса; и как будто песня – невыразимо сладостная песня, едва слышная, сокровенная, безмолвно льется в сердце. Льется от них – в мое сердце. В мое сердце. Потому что слышал я ее не слухом, а сердцем.