Иволга будет летать - [20]

Давыдов припомнил, что Абрамцев, после выгрузки продуктов, должен был забрать вниз Раима, у которого закончились каникулы, и жену одного из спасателей, у которой тяжело протекала беременность. Людей со станций почти всегда забирал Абрамцев, а Давыдов возил грузы. Хотя случалось иногда летать и с пассажирами; в основном, в экстренных случаях.

— Я на такой машине уже летал! — заявил Раим, но тут же, смутившись, добавил. — Правда, я тогда маленький был, мало помню.

Глаза у мальчишки блестели; вряд ли он скучал по школе, но сидеть с дедом на станции ему надоело, а полет был каким-никаким приключением.

— Не на такой, — поправил сына майор. — Это грузовой катер. Такие людей обычно не возят, но ты у нас будешь особенный пассажир. Ну что, Слав — возьмешь?

— Возьму, — согласился Давыдов. Шторм почти стих, так что перелет предстоял не намного опасней любого другого. Отпрыск рода ан-Хоба был парень крепкий, в отца и деда, и если те считали, что Раиму нужно лететь — так оно и было. Давыдов знал майора-спасателя не то чтоб близко, но, можно сказать, неплохо: по службе они часто сталкивались в горах, а изредка общались и внизу. Ош ан-Хоба был с детства дружен с Абрамцевой и, когда у него случались командировки на Дармын, обычно заходил к ней в гости: он производил впечатление человека умного и отлично знающего свое дело, не склонного к импульсивным решениям и необязательному риску.

— Спасибо! — заулыбался Раим.

— Но если инспектор Каляев заявится прямо на посадочную площадку — нам с тобой обоим не поздоровится, Ош, — спохватился Давыдов. — Вернее сказать, всем троим. — Он строго взглянул на расшумевшегося мальчишку.

— Значит, попрошу ребят внизу отвлечь его, если вдруг сунется. — Майор пригладил усы. — Он правда крутой тип, этот Каляев?

— Валя говорит — да. Хотя, если издали взглянуть — обычный бюрократ со связями где-то наверху. — Давыдов поморщился. — И с нюхом, мать его, на неприятности: принесла нелегкая в такое время!

— А Машка хочет в следующий раз со мной полететь, — вклинился заскучавший от непонятного разговора Раим. — Но ей дед не разрешает, потому что еще мелкая! Стро-о-гий.

Машка была ровесницей Раима, но приходилась внучкой полковнику Смирнову, который имел свое мнение по поводу правильного воспитания девочек — и полеты на Хан-Арак в это воспитание не входили. Хотя Валя время от времени пыталась Смирнова переубедить.

— Это ты строгих не видел, баловень! Так, доел? Топай собираться. — Майор подтолкнул сына к выходу и встал сам. — Погрузка началась, вылет обещали дать через полчаса. На площадке встретимся.

Но ждать пришлось почти час, за который Давыдов успел показать ан-Хоба-младшему всю кабину и грузовые отсеки и намертво примотать мальчишку ремнями к «штурманскому» креслу — рудименту эпохи пилотирования в четыре руки.

Майор, сославшись на усталость, ушел. Зато старик Нуршалах оставался на площадке до последней минуты.

— Ты хорошо говорил вчера, — начал вдруг он ни с того, ни с сего. — Твой друг будет рад услышать твои слова.

«Ну да: жертвенный баран», — вспомнил Давыдов. — «Сначала приводят слушать…»

Но сейчас, рядом с огромным и до последней гайки знакомым катером, вчерашний день казался ему невообразимо далеким, а горцы с их обрядами и суевериями — актерами в самодеятельном театре. Ему хотелось как можно скорее подняться в воздух.

— Вы уверены, что вашему внуку стоит лететь со мной? — спросил он только.

Нуршалах засмеялся:

— Я не пророчил тебе смерти, Вячеслав! Никто не говорил о твоем времени: про него знаешь ты один; я же знаю лишь о своем. А Раиму пойдет на пользу, если ты преподашь ему урок-другой.

— Вряд ли Раим с вами согласится, — пробормотал Давыдов. — Скажите прямо, Нушалах-ан: что вы от меня хотите?

— Чтобы ты смотрел и видел, Вячеслав. — Старик все еще улыбался, но взгляд его сделался тяжелым. — Дети Дракона уходят в прошлое… Но снег по весне тает и ручьем впадает в реку; река несет воду от вершин к равнинам и питает океан. Наша история не исчезнет без следа: вы, люди с Дармына, сохраните ее. Наш обычай в малой доле, но станет частью вашего. Наши потомки не будут чужаками в обоих мирах, ни в горах Дракона, ни в вашем мире стальных птиц, которые поднимаются выше гор. — Старик, задрав голову, взглянул на кабину, где сидел его внук; печаль и необычайная нежность проскользнула в его взгляде. — Они объединят собою два мира. История народа Дракона закончится, но обретет продолжение в другой истории. Эта мысль не доставляет мне радости. И все же иного пути нет… Если ручей не вольется в реку, однажды он иссякнет безо всякого толку. Смотри и слушай, Вячеслав: тогда ты увидишь и услышишь.

— Внуки ваших внуков и дети моих детей будут одним народом, Нуршалах-ан. В их общей памяти найдется место для всех нас. Для вас и для меня, для Абрамцева и для вашего сына, для Дракона и для бородатого Бога со старушки Земли, иконку которого хранит Смирнов. Я верю в это, — сказал Давыдов почти сердито, перебарывая неловкость: старик словно прощался — и ему это не нравилось. — Я рад был разделить с тобой разговор и стол, и рад буду сделать это в следующий раз. Будь здоров, Нуршалах-ан: увидимся!