Иван V: Цари… царевичи… царевны… - [119]

Нарышкины были в умалении. Их сторонники были малочисленны. Прежде царь Алексей владел многими вотчинами. В их числе были села Коломенское, Измайлово и Преображенское. Это последнее находилось в запустении. Царь езживал туда на соколиные охоты, но таких дворцов и палат, как в Коломенском и Измайлове, тут не было.

Ивану досталось богатое Измайлово, царице Наталье и ее детям бедное Преображенское. Приходилось мириться. У отрока Петра не было власти, а было лишь высокое звание царя. Не было власти и у его матушки — царицы Натальи.

В Преображенском все было деревянное и довольно убогое — церкви, палаты, службы. В Коломенском, куда время от времени наезжали Нарышкины, тоже был деревянный рубленый дворец. Но он был велик и прекрасен. В нем можно было заблудиться — столь много там было комнат, переходов, дверей. Но высились и каменные храмы — знаменитый шатровый храм Вознесения и церковь Иоанна Предтечи в Дьякове, супротив друг друга, над Москвой-рекой, как бы озирая дали, пойменную луговину на другом берегу и где-то там, в дымке, московские монастыри, чьи колокольные перезвоны казались слабым эхом.

Но юный Петр отчего-то более любил Преображенское. И торопил мать с переездом. Она и сама хотела покинуть постылую Москву и ненавистный Кремль, преследовавший ее доселе запахом крови. Их отъезд больше походил на бегство, хотя вряд ли пристойно было царю и царице-матери бежать из столицы царства.

В Преображенском Петр чувствовал себя в полной безопасности и в своей стихии. Здесь были его потешные. Два полка — Преображенский и Семеновский. В них прибился молодой народ — дети конюхов, сокольников, егерей, поваров и прочих челядинцев. Но помаленьку ряды полнились и взрослыми детьми дворян: окольничих, спальников, стольников и прочих служилых. Все они увлеченно сражались друг против друга. Сражались вроде бы понарошку, но в этих потехах бывали не только синяки и кровоподтеки, но и смерти. Случайные, разумеется. Но Петр каждый раз переживал гибель своих солдат. Он был чересчур впечатлителен, даже чувствителен. Это была чувствительность глубоко эмоциональной натуры.

С обеих сторон гремели пищальные и пушечные залпы, стлался дым, заволакивавший сражающихся, слышались победные крики, но и укоризны, отчаянная ругань, которою поливали другу друга обе стороны с таким же ожесточением, с каким стреляли или шли в атаку.

Петр опустошил кремлевский арсенал. Бочки с порохом, пищали, протазаны[39], алебарды, пики, шпаги, сабли перевозились в Преображенское, в воздвигнутый там военный городок с казармами, амбарами-арсеналами. Он был обнесен городьбой с башнями и земляным валом. Марсова наука давалась нелегко, всем надо было попотеть. Петр юноша не гнушался черной работы, он трудился наравне со всеми. Преображенское стало его школой дружества и демократизма, школой труда.

Школе требовались учителя. Петр сыскал их на другом берегу Яузы, в Кукуе, как нарекли москвичи Немецкую слободу. Они выучили потешных европейскому строю, приемам оружейного и рукопашного боя. Иноземцы были командирами и инструкторами, они владели тем опытом и знаниями, которых не было у окружения молодого царя.

Однажды Петр, возлюбивший разный инструмент и рыскавший в поисках его, забрался в амбары своего родственника Никиты Ивановича Романова. Разведывая среди разного хлама, беспорядочно сваленного за ненадобностью, он натолкнулся на небольшое судно. Его необычный вид возбудил его любопытство.

— Дядюшка Никита, что это за лодка? — допытывался он у Романова. — Я таких не видал на Яузе и на Москве-реке.

— Это, ваше царское величество, аглицкий бот, — с усмешкой отвечал старик. — Для мореходства.

— А чего он такой брюхатый и дно у него вострое?

— Дабы не перевернулся при сильной качке.

— А посередке вроде ящика с дырою.

— В дыру сию вставляется мачта. А к ней крепится парус.

— А для чего сей парус? — не унимался Петр.

— А для того, чтоб ходить против ветру, — терпеливо отвечал дядюшка.

— Это как? — изумился Петр. — Можно ли супротив ветру плавать?

— Знающие люди говорят — можно. Сказать по правде, я сего не пытал.

— А где есть знающие люди?

— Вестимо, в Кукуе. Вот хоть своего голландца-иранца спроси. Он там, почитай, со всеми знаком.

Франц Тиммерман был один из иноземных наставников потешных. Петр тотчас обратился к нему:

— Мингер Франц, есть ли у тебя знакомый, который был бы научен мореходству?

— Я так скажу, мингер Питер, мы, голландцы, все испытанные мореходы, потому как море вторгается в нашу жизнь, кормит нас и возит, — с достоинством ответил Тиммерман. — Но больший знаток в этом деле мингер Брант. Ваш отец, о потере которого мы все скорбим, выписал его в свое время, задумав строить корабли в Дединове на реке Оке. Река эта, как известно, впадает в великую Волгу, а та, в свою очередь, в Каспийское море. Он построил большой корабль, названный «Орел», и несколько судов поменьше. Тот бот, который найден в амбаре, вовсе не английский, а тоже его постройки.

— Франц, пусть Брант неотложно прибудет ко мне. Мы начнем плавать по Яузе-реке, меня снедает великая охота ходить противу ветра.

— Я призову его, молодой повелитель, — согласился Франц.