— И много ли пушкарей надобно?
— Поболе — так лучше.
— Пушкарей у нас нет. Но обучить пушкарскому делу можно. Из тягла[12] многие уйти захотят да стать служилыми по прибору. Кой-кого сразу могу назвать. Уваров Сенька, Лыков Кирей, Морозов Афонька… да и Комаров Антип пойдет…
— Куземка, — подсказал Павлуша. — Что нам на башне подносил ядра.
Павлуша еще тогда, во время стрельбы, приметил шустрого паренька. Куземка был смел: при выстрелах ушей не затыкал, как многие, от вражеских пуль не прятался.
— Куземка, — заметил Фомин, — слуга дворянина Жихарева, человек подневольный.
— Как подневольный! — загорячился Павлуша. — Иван Исаич всем волю дает, ежели кто с нами.
— Тут дело особое, — сказал Фомин, потеребив бороду. — Жихарев был стрелецким сотником, но остался в Калуге, когда князь Шуйский убегал из города.
— Чего так? Не поспел, что ль?
— Думаю, добро свое потерять боялся. Потому и принялся сразу кричать: «Слава царю Димитрию». А до этого все при Шуйском был. Но ты на пирог-то не смотри — отведай.
Павлуша съел пирог, выпил кружку квасу.
— Спасибо. А все же хотел бы я с Куземкой повидаться.
— Чего проще, — проговорил хозяин. — Как от меня вышел, взгляни по левую руку: на холме церковь. На нее бери. По мостку через овраг перешел, увидишь справа дом высокий с теремом. Там и живет сотник Жихарев, а Куземка у него в челяди.
Вскоре Павлуша уже стоял у резных ворот, за которыми виднелся высокий дом под тесовой кровлей. Ворота оказались запертыми.
На его стук подошел человек и, не снимая щеколды, спросил:
— Кто?
Голос был недовольный и настороженный.
— Открой, — произнес Павлуша. — Куземка надобен.
— Нету его.
— А где он?
— Я почем знаю… Сам-то кто будешь?
— Я близкий человек воеводе Ивану Исаичу Болотникову.
За воротами воцарилось молчание. В это время послышался цокот копыт и к дому подъехал на буланой лошади всадник.
— Эй, — крикнул он, — Терешка!
Слуга, сдвинув щеколду, отворил одну створку ворот.
— А ты куда! — напустился он на Павлушу. — Проваливай, покуда цел. — Слуга взял в руки бердыш[13].
— Кто такой? — приостановив коня, спросил всадник.
— Человек Болотникова, — поспешил ответить слуга. — Куземку хочет видеть. — Глаза его из-под низко надвинутой шапки так и ощупывали.
«Пройдоха!» — подумал Павлуша.
— Куземки здесь нет, — сказал всадник, — убег с войском.
— С каким войском? — удивился Павлуша.
— С войском князя Ивана Шуйского. Убирайся.
«Чай, тут неладно», — засомневался Павлуша и проговорил:
— Неужто?.. Быть не может! Не за тем он на башне бился…
— Молчи, холоп! — озлясь, крикнул всадник. — Смеешь мне перечить?.. — И, взглянув на подошедших слуг, приказал: — Всыпать ему батогов. — А сам поскакал к крыльцу.
Но как только слуги подступили к Павлуше, он ловко выхватил у Терешки бердыш.
— Покамест прощайте, — оглянулся Павлуша.
В тот же миг он кинулся к конюху, который собирался было расседлать лошадь, принятую у всадника. Через минуту Павлуша уже летел по двору верхом, а сбитый с ног конюх вопил:
— Стой, ирод!.. Стой! Держи его!..
— Покамест прощайте, — оглянулся Павлуша. — Еще ворочусь.
* * *
Под вечер Павлуша вновь прискакал к дому сотника, но теперь был не один, а с пятью оружными конниками.
На стук в ворота опять подошел стражник и затеял было расспросы — кто да зачем? Ему пригрозили: не откроешь, мол, подобру-поздорову, подпустим красного петуха, выкурим.
— Погодь, родимые, — запричитал стражник, — сбегаю, скажу господину. Не то он меня живота лишит.
Однако прошло некоторое время, и болотниковцам стало ясно, что стражник не торопится возвращаться.
— Да он морочит нам голову!
— Поднапрем на ворота.
— Нет, ребята. Держите-ка лошадь. — Павлуша подвел буланую к самому забору.
Пока двое крепко держали ее под уздцы, Павлуша стал на круп лошади и схватился за кромку высокого забора. Подтянувшись и спрыгнув по ту сторону, он подбежал к воротам и откинул щеколду.
В то же время грохнул ружейный выстрел, и пуля пробила одну из досок на воротах. Казаки залегли, малость обождали.
— Вперед! — крякнул Павлуша и метнулся к крыльцу.
За ним побежали остальные. Вновь ахнул выстрел.
— Эй, — крикнул на бегу ближний от Павлуши казак, — кончай палить! Не то худо будет. Выходи по одному.
Дверь на крыльце приоткрылась, и во двор вышли пятеро слуг. Они ступали осторожно, словно вброд переходили реку. Среди них Павлуша приметил и стражника-пройдоху. Сейчас он шел сзади всех.
— Ну вот, — улыбнулся Павлуша, — я же говорил, ворочусь. — И уже строго промолвил: — Кто стрелял?.. Ты? — Павлуша резко шагнул к Терешке, приставил к его груди саблю.
Стражник стал пятиться, пока не ткнулся спиной в бревенчатую стену. С ужасом глядел он на саблю, конец которой не отрывался от него…
— Что, язык проглотил? — Павлуша отвел саблю.
— Смилуйся, батюшка… Не по доброй воле.
— Черт тебе батюшка. И сейчас ты с ним свидишься…
— Пощади, — упал в ноги Терешка, — истинно не по доброй воле… Господин велел.
— Где он?
Стражник трясся весь от страха:
— Утек он. Через задний двор утек. Вот те крест.
— Значит, ты, негодяй, нарочно тянул время. Зато свою жизнь укоротил.
— Побойся бога…
— А ну, ребята, на задний двор! Чай, не ушел еще волк матерый.
