Ива и Яблоня: Новое платье королевы - [14]

* * *

Пробегая по ступенькам, она чуть не опрокинула грозного пожилого господина на середине спуска и слетела-таки с лестницы на каменный пол в самом низу, рассадив при этом локоть и ударившись коленом. Выбранившись громким шепотом, она скинула туфельки и прямо в чулках побежала по галерее. Ей повезло, никто по пути ей не встретился, хотя ей постоянно мерещились за спиной шаги сурового старика. Выбежав в парк, она сразу же кинулась в кусты, прикрывая глаза руками, отчего к разрушенной стене вышла уже вся в ссадинах, с колючками в волосах, с продранными до дыр печатками, а уж что стало с ее нарядом… Да, и ладно бы с этим волшебным платьем, а вот во что превратилась мамина шелковая рубашка… мамины чулки… мамин газовый шарфик… А туфельки!.. Ох, этого только не хватало! Это ж надо, за один вечер загубить столько дорогих сердцу вещей!

Она перелезла через камни ограды, отряхнула с себя оставшиеся лепестки. Надев свое обычное платье и завернувшись в плащ, убрала в мешок испорченные вещи. На заветной полянке она пожала несколько протянутых к ней веток, потом в пояс поклонилась на четыре стороны и на прощанье помахала рукой. Кого ей следовало благодарить за подарок — ветер, деревья вокруг поляны, всю яблоневую рощу или гору, на которой стоял Апфельштайн, — она толком не знала, но надеялась, что этих проявлений благодарности будет достаточно.

Спустившись с замковой горы и зашагав в своих деревянных башмаках по лесной тропинке, она начала перебирать в памяти события этого вечера. Временами, подгоняемая собственными мыслями, она убыстряла шаг, и случайный путник — доведись ему оказаться в столь поздний час в королевском лесу — услышал бы, как иногда сквозь стук башмаков порывался ее яростный шепот: "И не думай!.. Слышишь, даже не думай!"

Выбежав на лесную дорогу, она продолжала спорить сама с собой. Так бы и до дома дошла, сама того не заметив, но внезапно она услышала звук приближающегося экипажа. Она прыгнула через придорожную канаву, оскользнулась и зачерпнула в башмак воды. "Зря они поехали по этой дороге", — подумала она, выбираясь обратно из кустов. Матушка, как всегда, наверно, настаивала — с каждым словом все громче и громче, а отец, как всегда, возражал — с каждым словом все тише и тише, и в конце концов, как всегда, сдался, понадеявшись на авось. Хотя кому как не ему было знать, в каком состоянии сейчас дорога и что короткий путь по лесу может обернуться более поздним возвращением домой. Привыкшая с детства жалеть в таких ситуациях отца, она вдруг поняла, что ей впервые стало жаль их обоих. Неужели нельзя жить без постоянных ссор, криков и ругани? Кажется, это ведь так просто — любить друг друга… Но такая простая вещь, как, впрочем, и другие подобные ей простые человеческие вещи, по-прежнему оставалась уделом сказки.

"У тебя сегодня было все, и не смей желать большего" — сказала она вслух самой себе, и медленно пошла в том же направлении, в котором исчезла карета.

* * *

Объяснение давать все же пришлось, хоть и не вполне публичное. Мать и несколько членов королевского совета выслушали его в одной из старых гостиных. Было решено в этот вечер ничего официально не объявлять, а гостям сообщить только, что его высочеству стало дурно и ему потребовался покой. Для чего из залы срочно вызвали лейбмедика и наказали ему быть предельно сдержанным в ответ на возможные расспросы.

Уладив этот вопрос, он прошел в библиотеку, залез на самый верх, где стояли его детские книги, и снял с полки старинный перевод "Джейн Эйр" середины века и первые два тома последнего берлинского издания Вальтера Скотта с "Квентином Дорвардом" и "Айвенго". В тиши кабинета он сначала выкурил трубку, и только потом сел писать письмо. На столе перед ним стояла поношенная бальная туфелька вышедшего из моды фасона. Ее вручил ему у подножия башни Шёнберг. Это же надо было так спешить! Что ж, остается надеяться, что обошлось без падения и без вывиха. Хотя случись что серьезное, беглянка была бы еще тут… Порвав за полчаса три листка, он все же решил ограничиться краткой сопроводительной запиской.

Наконец, он вышел из кабинета, вручил дожидающемуся его Гансу пакет с надписанным адресом и наклеенными марками, приказал отнести посылку на городской почтамт, а себе потребовал седлать коня. К вящему удивлению ординарца, отослав его в город, его высочество выехал из замка без сопровождения и направился в сторону лесной дороги, которая, как известно, давным-давно никуда не вела, если не считать одного из предприятий Хольца. Что же до Ганса, то он так и продолжал всю дорогу до города встряхивать и взвешивать на руке пакет, гадая, что же это за дело, которое нельзя поручить курьеру, но при этом можно с легкостью доверить ленивой оберауской почте.

"Дорогая Ашенпуттель! Простите, что обращаюсь к Вам по имени сказочной героини, но до сих пор не знаю Вашего настоящего имени. Убегая, Вы обронили в замке одну, вероятно, очень дорогую для Вас вещь, которая к тому же не мыслит своего существования без пары. Надеюсь вернуть ее Вам при личной встрече. Книжки Вы найдете в коробке из-под печенья. Можете держать их у себя сколько угодно, надеюсь, они доставят Вам удовольствие. Остаюсь Вашим преданным слугой, всегда Ваш Н.