Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции - [87]

Евреи встретили новые ограничения с ужасом. Община Вероны неоднократно писала на Святую землю, умоляя тамошних раввинов молиться за них у западной стены храма в Иерусалиме и на могилах патриархов в Хевроне. Начали общий пост, «чтобы подготовить сердца людей Израиля к покаянию во время гнета». Не только евреи испытали ужас. Муниципальный совет представил просьбу центральным властям, указывая, что еврейская община всегда была занята в коммерции и производстве. Члены совета просили, чтобы евреям не мешали работать. Жители небольшого поселения Ченеда жаловались, что из-за новых запретов они неизбежно останутся без зерна, которое с незапамятных времен поставляли им евреи. Такие просьбы произвели впечатление на венецианских Avvoga-dori di Comun. Они решили, что новые ограничения противоречат законодательству, поскольку были приняты без согласования с жителями подвластных Венеции территорий, которых указанные вопросы касались непосредственно. Avogador Ангаран и Карло Контарини публично указали на заседании Совета, что некоторые крупные еврейские компании оказывали государству большие услуги. Поэтому введение новых законов отложили.

Некоторое время в республике кипели страсти. Кое-кто открыто угрожал поджечь гетто, если Большой совет не ратифицирует новые законы. В конце концов оппозиция одержала верх. Ограничения подтвердили и ввели в действие несколькими указами дожа. В Падуе евреев вытеснили из шелковой промышленности, которую они же ввели и развили. Примеру Падуи последовали во всех венецианских владениях. В Вероне удар, нанесенный процветанию общины, оказался настолько тяжелым, что в 1778 году община смогла предоставить лишь ⅙ взносов на содержание синагоги. На следующий год условия оставались такими тяжелыми, что возникла необходимость ввести строгий режим экономии, чтобы не давать правительству нового повода для вмешательства. Скорее всего, в других местах условия были не лучше. Набожные евреи считали, что можно найти в последней «Песни Моисея», которая якобы предсказывает будущее, подробное указание на нынешние преследования и на неизбежные страдания, какие вследствие этого ждут Венецианскую республику.

Худшим из нововведений стало изгнание евреев из небольших городков на венецианских территориях. Их изгоняли безжалостно. 6 октября 1778 года, «во имя порядка и надлежащего управления», поступили приказы изгнать евреев из всех селений на территории Падуи, где не было гетто. В конце следующего года еврейские общины Монтаньяне, Гонсельве, Читаделле и Монселиче прекратили существование. В провинции Фриули приказ также был приведен в исполнение; больше всего пострадали общины Гонарса, Спилимберго и особенно Сан-Даниэле. Многие семьи оказались сорваны с места и очутились в полной нищете. Исключение сделали только для Исаака Луццатто, которому, в ответ на просьбу местного населения, позволили остаться в последнем из указанных мест и практиковать медицину. Ему хватило самоотверженности подумать о своих единоверцах, несмотря на собственное спасение. Запасшись рекомендательными письмами, он поехал в Вену, намереваясь получить от тамошнего правительства разрешения для сосланных обосноваться на австрийской территории. Таким образом, большинство согнанных с места евреев нашли приют в Триесте, Гориции и окрестностях. Здесь эстафету помощи принял Марко Луццатто, сам уроженец Сан-Даниэле. Он заручился помощью и сочувствием общины Триеста к ссыльным и собрал для них деньги в Ливорно, Мантуе и Венеции. Именно из-за того бессмысленного изгнания Самуэль Давид Луццатто, величайший итальянский ученый еврейского происхождения, родился на территории Австрии, а не Венеции, как все его предки на протяжении многих веков.

Результаты новой протекционистской политики доказали ее крайнее безумие. Особенно в Падуе устранение еврейской конкуренции и, как следствие, сокращение ткацких станков вызвали безработицу и не принесли выгоды никому, кроме одного или двух лиц. 1 июня 1786 года, когда срок очередного договора истекал, назначили комиссию, которая снова должна была исследовать вопрос и заслушать дело евреев. Отчет комиссии оказался благоприятным. Поэтому 5 июня 1788 года приняли новые условия договора, куда более мягкие, чем условия одиннадцатилетней давности. Так, продлили часы, когда гетто было открыто; разрешили вести дела по второстепенным церковным праздникам. Кроме того, евреям разрешили нанимать на работу неевреев, хотя только днем. В последующие годы, с одобрения правительства, евреи постепенно возвращались в промышленную жизнь, хотя восстановить ущерб, причиненный за предыдущее десятилетие, оказалось не так легко.

Остается глубоко сожалеть о том, что последние годы существования Венецианской республики омрачены такого рода преследованиями. В течение многих веков евреи находили в Светлейшей тихую гавань. Несмотря на спорадические несправедливые поступки и преследования, условия их жизни самым выгодным образом отличались от частых изгнаний, перемежаемых погромами, что было характерно для большинства европейских государств и даже для многих частей Италии. Однако новое мышление уже возобладало в других странах мира. В Англию и Голландию евреев пускали без ограничений; с самого начала они оказывались практически в равных условиях с прочими гражданами. Во Франции официально разрешили исповедовать иудаизм, убрав самые вопиющие унижения. В Австрии император Иосиф II обнародовал «Эдикт о терпимости», который как будто предвещал рассвет нового дня. Даже в Германии некоторым привилегированным личностям удавалось избежать вопиющих ограничений, которые по-прежнему давили на подавляющее большинство евреев. Несомненно, в Италию проникали сообщения о положении дел во вновь созданных Соединенных Штатах Америки. Там после Войны за независимость проживало несколько евреев, впервые в истории Нового времени, на условиях полнейшего равенства с остальными своими согражданами. Равенство гарантировалось на уровне федерального правительства и почти во всех штатах. Но в Италии по-прежнему царил дух обскурантизма, распространившийся там в конце Средних веков. И вот страна, которая всегда считалась для евреев безопасным убежищем, стала почти последним оплотом средневековых предубеждений.