Иуда Искариот — предатель или святой - [28]

Бросают ли подобные отношения тень на Иисуса и его Отца? На первый взгляд, да. Однако это только на первый, поверхностный взгляд. Подобное утверждение было бы верно по отношению к обычному человеку, простому смертному, но никак не по отношению к Богу, который выше любого греха и действия которого не должны оцениваться обычными, человеческими мерками. Бог неподвластен людскому суду, он надзаконен, внеморален, всё, что он делает, есть благо. Он — творец и источник добра, и ничего, кроме добра, от него исходить не может. Да и как может упасть тень на того, кто, подобно солнцу, не имеет на себе тёмных пятен! Такова позиция христианства — позиция, которой придерживается данное исследование.

И если Бог (читай: Иисус) вступает в сношения с сатаной и даже принуждает его служить себе в качестве одного из ближайших, избранных им же самим, учеников, то в этом заложен особый смысл, особый божественный замысел, совсем не обязательно доступный для человеческого понимания.

Что же касается вопроса, мог ли Отец, посылая Сына своего в мир, дать ему в качестве одного из ближайших учеников существо заведомо преступное, погрязшее в грехе и пороке — «диавола», то в качестве ответа приведём уже прозвучавший аргумент: всё, что делается Богом, делается во благо и есть благо. От Бога не может исходить зло или что-либо дурное: Бог есть добро. Это аксиома, принятая Церковью и лежащая в основе всего христианского мировоззрения, всего нравственного учения христианства. Вправе ли мы осуждать поступки Божии, даже если на наш обыденный, «житейский», поверхностный взгляд они порочат имя Бога? Очевидно, не вправе: во-первых, действия и помыслы Божии находятся вне человеческой компетенции и не могут быть ни осуждены, ни одобрены — они должны приниматься безоговорочно, безусловно, бескомпромиссно (по крайней мере, верующими). Во-вторых, ставя под сомнение правомерность действий Бога, мы уничтожаем ту самую основу, тот фундамент, на котором зиждется всё христианство. Но главное: мы ставим под сомнение священность Библии, истинность составляющих её текстов, а отсюда историческую ценность евангельских событий, истинность и реальность евангельских персонажей, в том числе и самого Иисуса (а вместе с ним и Иуды).

Поэтому, даже если Бог и избрал преступника на служение своему Сыну, это ни в коей мере не должно бросать тень на Отца. Тем более, что человеку не суждено прозреть всей глубины и многогранности божественных планов, в данном случае — Божьего плана в отношении Иуды. Может быть, порочный и алчный Иуда для того и был избран, чтобы послужить великому делу Иисуса и тем самым заслужить спасение? В конце концов, ведь оправдал же его Бог (Рим. 8:28–33)!

5.

Как мы видим, в целом наши оппоненты согласны с тем, что Иисус использовал иносказание, называя Иуду «диаволом». Однако по двум пунктам у нас имеются существенные разногласия.

Во-первых, признавая правомерность утверждения о существовании определённых отношения между Богом и сатаной, проявляющихся, как правило, в форме диалогов и споров, мы, тем не менее, совершенно не приемлем возможности использования Богом-Отцом или Богом-Сыном «князя мира сего» для достижения благих целей. Так, в истории с Иовом Бог и сатана вступают в единоборство, каждый из них отстаивает свою позицию, причём отстаивает с поднятым забралом, лицом к лицу, явно, не скрывая своей сущности. Это извечная, бескомпромиссная борьба между силами Добра и силами Зла, борьба на поле брани, которым со времён Адама является человек.

Другой пример: искушение Иисуса в пустыне. Здесь Иисус вступает в непримиримую схватку с сатаной, когда тот пытается ввести Сына Человеческого в соблазн, искушая поочерёдно Хлебом, Чудом, Царствами. Иисус одерживает верх в этой схватке, и «тогда оставляет Его диавол» (Мф. 4:11).

В обоих случаях налицо явное противостояние, последний акт которого, согласно Апокалипсису, завершится низвержением дьявола «в озеро огненное и серное» (Отк. 20:10) и его гибелью. Именно здесь ставится последняя точка в великом единоборстве Бога и сатаны. «И увидел я, — пророчествует автор Откровения, — новое небо и новую землю» (Отк. 21:1).

Однако мысль об использовании сил Зла, носителем которых является сатана, для победы над грехом и спасения человечества совершенно противоречит Божьему промыслу. Добро лежит в иной плоскости, нежели Зло; неверно утверждение, что Зло есть недостаток Добра или же Зло есть Добро со знаком «минус». Добро не количественно, а качественно отлично от Зла, и потому возводить здание Добра на фундаменте из Зла — значит заранее обречь всё здание на разрушение и гибель. Именно поэтому мы не вправе допустить даже тени мысли о том, что Иисус мог привлечь для благих целей «врага рода человеческого», сатану, тем более в обличии одного из своих учеников.

Во-вторых, утверждение «действия Бога всегда верны и потому не могут подвергаться той или иной интерпретации, а должны приниматься интуитивно, непосредственно, без рационализации и критики» для нас, стоящих на либеральных (то есть свободных) позициях, кажется отнюдь не бесспорным. Такой подход напоминает «политику страуса»: мол, не наше дело вершить суд над действиями Бога и давать им ту или иную оценку; нам, простым смертным, не постичь того особого божественного замысла, того особого смысла, который заложен в действиях и поступках Всевышнего. Всё, творимое Богом, лежит за гранью постижимого, рационального и потому трансцендентно по отношению к человеческому разуму, который, как и всё мироздание, есть творение Божие.