Итальянское Возрождение - [248]
Значительное количество анекдотов посвящено монахам, священникам, прелатам, которые высмеиваются как лицемеры, корыстолюбцы, развратники, что, однако, нигде не приводит к высказываниям не только антирелигиозным, но и антицерковным.
Очень ярко рисует отношение Поджо ко всему устройству римской курии, столь хорошо ему известной, следующая новелла.
«В римской курии почти всегда царит фортуна и очень редко прокладывает себе путь талант или добродетель. Всего можно добиться настойчивостью или счастливым случаем, не говоря о деньгах, которые царят повсюду на земле. Один из моих друзей, видя с огорчением, что ему предпочитают людей, которые гораздо ниже его и по знаниям, и по нравственным качествам, жаловался на это Анджелотто, который был кардиналом св. Марка. Он говорил, что никто не хочет обращать внимание на его достоинства и что людей, которые ни в каком отношении не могут с ним равняться, ставят выше его. Он вспоминал о своем учении и трудах, на это учение положенных. Кардинал, который был скор на насмешку над пороками курии, сказал: "Здесь ни наука, ни ученость не помогают. Но потерпи и потрать некоторое время на то, чтобы разучиться тому, что ты знаешь, и научиться порокам. Тогда ты встретишь хороший прием у папы»[405].
Обличает Поджо также один из страшных бичей своего времени — бессовестных, жадных и властолюбивых кондотьеров. «Некто принес жалобу Фачино Кане (см. гл. I, § 5), — пишет он, — который был человеком чрезвычайно жестоким, но одним из лучших полководцев нашего времени, по поводу того что один из солдат Фачино отнял у него на улице плащ. Фачино посмотрел на него и увидел, что на нем надета очень хорошая куртка, спросил, был ли он в момент грабежа в этой куртке. Тот отвечал утвердительно. "Иди вон, — сказал Фачино, — тот, о ком ты говоришь, никак не может быть моим солдатом. Ибо ни один из моих не оставил бы на тебе такой хорошей куртки"»[406].
Последние годы своей жизни (1453–1459 гг.) Поджо провел на родине, во Флоренции в должности канцлера республики, в это время существующей уже формально. Окруженный почетом и уважением, более чем 70-летний гуманист активно участвует не только в государственных и литературных делах, но и в разных идеологических событиях Флоренции и Италии в целом.
Всю жизнь бывший страстным и злым полемистом, Поджо, будучи канцлером Флоренции, ведет постоянную войну инвективами с другими гуманистами, в первую очередь с Лоренцо Валлой. Продолжает он также выпускать литературные произведения. И если сухая и риторическая «Речь в похвалу брака»[407] является старческим произведением и не представляет особого интереса, то другая речь — «В похвалу Венецианской республики»,[408] наоборот, свежа и интересна. Она посвящена формально восхвалению истинно республиканской конституции Венеции, ее правосудию, справедливому налогообложению, народному образованию и помощи неимущим, фактически же имеет своей основной задачей обличение недостатков своей родной Флоренции — во всем противоположной «жемчужине Адриатики». Как страстный республиканец и демократ, как друг и защитник бедного люда, угнетаемого уничтожающими республику богачами, выступает в этом произведении престарелый канцлер синьории, не лишенный, однако, и свойственного большинству гуманистов презрительного отношения к «черни», темной, необразованной массе, положение которой нужно улучшить, но от которой надо быть подальше.
Связан с известным уже нам кругом идей и последний морально-философский трактат Поджо «О горестях человеческого состояния»[409]. Продолжая мысли, развитые им в трактатах «О несчастиях князей» и «Об изменчивости счастья», автор рассматривает в двух книгах трактата судьбы как отдельных государств, так и исторических деятелей. Как и более ранние трактаты, «О горестях» имеет форму диалога. Во дворце Медичи у постели больного подагрой старого Козимо встречаются автор и видный писатель и политический деятель Маттео Пальмьери. Основная тема разговора возникает в связи с обсуждением произошедшего недавно падения Константинополя, которое рассматривается как наказание за потерю национальной доблести и способности своими силами отстаивать свою независимость. Затем, повторяя в значительной степени прежние диалоги, рассматриваются несчастные судьбы ряда людей, в первую очередь кардиналов и прелатов, горести которых определялись их греховностью, тем, что они являются «не рабами рабов божиих (как они пишут), а рабами врагов божиих»[410].
Затем следует рассмотрение судеб народов и государств, в частности Древнего Рима, служившего для гуманистов мерилом доблести и всех положительных качеств. Оставаясь и здесь последовательным демократом, трезво оценивающим исторические события, Поджо расходится с этой точкой зрения. Для него Рим — «бич не только Италии, но и всего мира… ибо, стремясь расширить свои владения и подчинить соседние народы, он привел к гибели бесчисленные города и опустошению многих провинций, к несчастью множества людей и дошел до таких размеров, что должен был пасть от своего собственного веса»[411].
Так, Поджо, начав свою литературную деятельность с восхваления радостей свободной жизни, с возвеличения героизма мученика свободной мысли Иеронима Пражского, кончает ее осуждением даже великого государства, построенного на насилии и порабощении других народов.
