Итальянское Возрождение - [244]
Смелая, прямая защита Иеронимом своих убеждений, от которых он, несмотря на все мучения, угрозы, неминуемую смерть, ни на шаг не хотел отступиться, вызывает бурю возмущения со стороны жирных, самодовольных, тупых церковников, но их жертва остается непоколебимой. «Так он стоял непоколебимый, бесстрашный, не только презирая смерть, но стремясь к ней, так что ты мог бы назвать его вторым Катоном»[386].
Казнь бесстрашного борца, привлекшего к себе симпатию многих церковников, и в первую очередь самого Поджо, описывается сильно, ярко и производит глубокое впечатление: «Со спокойным и даже веселым лицом шел Иероним на казнь, не страшась огня, мучений, смерти. Ни один из стоиков не переносил смерть так мужественно, как он, казалось, желавший ее…»[387]
Затем следует подробное описание сожжения Иеронима. «Когда палач, — заканчивает Поджо, — хотел зажечь костер не впереди, а сзади, за его спиной, чтобы он не видел этого, мученик сказал ему: "Иди сюда и зажги огонь на моих глазах, ибо если бы я боялся его, я бы никогда не пришел на это место и бежал бы от него". Так был сожжен этот замечательный человек (но не его вера)»[388].
Оговорка относительно веры, естественная под пером служителя римской курии, вряд ли была очень искренней; в каждой строчке яркого письма гуманиста, во всем его приподнятом, взволнованном тоне сквозит искреннее восхищение перед мужественным гуситом. Поджо пленяло не только яркое красноречие мученика, свободно цитировавшего перед лицом смерти античных писателей, Библию и сочинения отцов церкви, но, главное, его неукротимое мужество, сила его индивидуальности, напоминающей героев Древнего Рима и даже превосходящей их. Преклонение перед силой человека недаром было одним из стержней гуманистической идеологии.
Первой крупной литературной работой Поджо явился трактат «О скупости» (1428 г.)[389]. Он составлен в виде записи разговора папских секретарей-гуманистов, собравшихся в имении одного из них под Римом и в непринужденной беседе обсуждающих произведшие большое впечатление в папской столице проповеди Бернардина Сиенского.
Главным корнем всех пороков, говорит участник беседы Бартоломео да Монтепульчано, на которые справедливо обрушился проповедник, является корысть. Скупой, корыстный человек, побуждаемый своей страстью, отнимает деньги и другие ценности у общества, для которого они предназначены, и присваивает их себе, причем страсть эта изгоняет все добродетели и рождает все пороки. Этому резко возражает гуманист Антонио Лооки, считавший, что корысть сама по себе благотворна, на ней построено все человеческое общество, и порицать следует злоупотребление ею, а не ее саму. Наконец, монах Андреа Константинопольский, выражающий, по-видимому, официальную точку зрения Поджо, говорит, что не следует смешивать нормальное, умеренное стремление к обладанию необходимым, с неумеренной и преступной корыстью. Последнюю порицали все авторы, и она ни в коем случае не может быть свойством истинного философа. Ту же мысль продолжает и последний собеседник — Чинчо, разбирающий пагубные последствия корысти на представителей разных сословий.
В этом произведении, облеченном в излюбленную гуманистами форму диалога, дававшую возможность трактовать вопрос диалектически, рассматривая его со всех точек зрения, интересно не столько обличение корысти, обычное для средневекового мировоззрения, сколько оправдание умеренного стремления к обладанию земными благами. Недаром мнение, изложенное устами самого значительного из беседующих гуманистов, Антонио Лоски, о том, что стремление к жизненным благам как основа человеческого общества, лежит в центре политической теории ряда гуманистов и приводит их к интересным и новым положениям и выводам.
Вопросам этики, но в личном плане, посвящен и второй диалог Поджо, имеющий несколько шутливый характер. Основой для него послужила женитьба в 1436 г. 56-летнего гуманиста на 18-летней знатной и красивой флорентийке Вадже Буондельмонти. Эта женитьба дала тему для оживленных сплетен в кругу весьма жадных до них гуманистов. Отражением этих сплетен и одновременно возражением против порицаний его друзьями и послужил небольшой диалог Поджо «Следует ли старику жениться?»[390]. В нем Никколо Никколи передает все многочисленные доводы хулителей поздней женитьбы, а Карло Марсуппини, сам незадолго до того женившийся, разбивает один за другим все эти доводы. Спор заканчивается шутливым замечанием Никколи, считающего, что аргументы Марсуппини были вызваны его желанием отблагодарить Поджо за угощение, во время которого беседа происходит.
Простой, легкий тон диалога, трезвый реализм его подхода к основным проблемам жизненного поведения очень характерен как для гуманистических кругов вообще, так и для Поджо.
