Итальянское Возрождение - [200]
Война остается чисто итальянской и, как обычно, сочетается с активной дипломатической деятельностью, сводящейся к стремлению обеих сторон оторвать от врага его союзников. В этой обстановке особое значение приобретает позиция остававшейся долго нейтральной Венеции. Последняя сначала пытается примирить враждующие силы, но затем, когда ни одна из них не обнаруживает желания идти на уступки, сама вступает в конфликт на стороне врагов Джан Галеаццо, более для нее опасного. 21 марта 1398 г. подписано соглашение о вступлении Венеции в антимиланскую коалицию.
Сразу же после своего вступления Венеция активизирует военные действия — вводит значительные вооруженные силы, подготовляет нападение с двух сторон на Милан и вообще становится ведущей в лиге. Это резко ухудшает положение Джан Галеаццо; его враги как вне Италии, так и внутри ее ждут в ближайшем времени его разгрома и всячески содействуют этому разгрому.
Но ожидания их оказываются жестоко обманутыми: миланский властитель в этом тяжелом для него положении обнаруживает блестящие качества политика-дипломата. Он завязывает тайные переговоры с Венецией, которая должна была нанести ему решительный удар, и с Мантуей, из-за которой, собственно, и разгорелась война. Его цель — договориться с ними за счет Флоренции и ее тосканских союзников — базируется на коренном и традиционном противоречии интересов Венеции и Флоренции.
В апреле 1398 г. в Павии ведутся активные, хотя и секретные переговоры, а 11 мая здесь же подписано перемирие на 10 лет между Миланом, Венецианской республикой и Гонзага. Без малейших потерь для Милана разрешаются этим договором территориальные споры на восточной границе Миланских владений, Флоренция же и ее союзники остаются ни при чем.
Прекращение военных действий было остро необходимо Джан Галеаццо, так как финансовое положение его государства в течение крайне разорительной и мало результативной войны стало исключительно тяжелым. Миланский хронист Корио сообщает, что во время этой войны только экстраординарных налогов было собрано на 800 тыс. флоринов — сумма поистине гигантская. Были прекращены строительные работы по миланскому собору и Чертозе в Павии[286]. Города Миланского герцогства сообщают в центр о том, что они находятся на грани банкротства; при этом, как пишет в своей жалобе Павия — второй город государства, неимущие жители города, разоренные непосильными налогами, вынуждены покидать свои дома, в то время как богатые не платят ничего[287]. Утруждать налогами ведущих купцов и ремесленников герцог опасался, так как постоянно нуждался в их помощи и поддержке. С бедняков же можно было драть три шкуры. Характерно, что изданное в 1392 г. распоряжение о том, что лица, доход которых ниже определенного уровня, не должны обременяться экстраординарными налогами, затем в ходе войны отменяется, что приводит к обескровливанию значительной части территории герцогства[288]. Только с величайшим трудом, хитроумно противопоставляя интересы одних интересам других, герцогу удается удержать порядок и единство в своем государстве.
Заключение перемирия в Павии улучшило как внутреннее, так и внешнее положение Милана. Мелкие тираны Романьи заискивают перед его властителем. Болонская лига распадается союз между Флоренцией и Францией ликвидирован, Венеция нейтральна. Авторитет Джан Галеаццо велик, как никогда. И он использует этот авторитет для подготовки новой борьбы с наиболее опасным и непримиримым своим врагом — Флоренцией. Возможно, что в порядке этой подготовки герцог производит изменения в составе своих ближайших помощников. Многолетний секретарь Пасквино Савелли обвинен в измене и казнен; руководитель финансовой части Никколо Диверси арестован, но бегством из тюрьмы спасает свою жизнь. Зато необычайно возрастает влияние «канцлера» Франческо Барбавара, остающегося в последующие годы правой рукой герцога.
Сразу же после перемирия, заключенного в Павии, обнаруживается антифлорентийское острие новой политики Джан Галеаццо — он занимает часть Луниджаны и в первую очередь дорогу, ведущую через Апеннины из Ломбардии в Тоскану, из Понтремоли в Сарцану. Попытки владельцев этих земель, членов феодальной семьи Маласпина, помешать этому захвату оказываются безрезультатными. Зато в Ломбардии Джан Галеаццо ведет примирительную политику: еще теснее сближается с Франческо Гонзага, завязывает дружественные связи с Никколо д'Эсте, отказывается от враждебных действий по отношению к Каррара. Но наибольшее значение для миланского правительства имели взаимоотношения с Болоньей. Здесь, по-видимому, не без участия Милана, происходит попытка переворота, правда, не дающая результата. Кондотьер Джованни да Барбьяно, пытавшийся поддержать ее, но не успевший этого сделать, арестован и казнен. Тогда его брат — кондотьер Джан Галеаццо — Альберико да Барбьяно, формально получив отпуск у своего повелителя, подходит со своими войсками к Болонье. Здесь в это время свирепствует чума, которая уносит многих руководителей политической жизни города и облегчает Альберико возможность поставить во главе его промиланскую партию, т. е. фактически включить Болонью в сферу миланского влияния.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.