История жизни, история души. Том 2 - [15]
>3 С.Д. Гуревичу.
>4Елизавета Меркурьевна Бём (1843-1913) - художница, Альбомы и открытки ее работы, изображавшие детей в русских костюмах, пользовались большой популярностью на рубеже веков.
>5 В.Ф. Панова получила Сталинскую премию в 1947, 1948 и 1950 гг.
>6Владимир Михайлович Киршон (1902-1938) - драматург. Был репрессирован и расстрелян.
>7 Андре Мальро (1901-1976) и Андре Жид (1869-1951) - французские писатели . Их книги были запрещены в СССР после того, как они напечатали свои впечатления о посещении страны в предвоенные годы.
ИЗ ТЕТРАДИ. 1957 г.>1
В прошлом — 1956 — году, зимой, кажется, зашла на минутку к Эренбургу по делу, потом, поговорив с ним, заглянула к Любови Михайловне - та позвала меня. И говорит: «Не верю я в предчувствия, приметы. А ведь бывает что-то такое в жизни. Давным-давно, ещё до отъезда из России Марина подарила мне браслет, и носила я его всю жизнь (и тут же, простодушно): не потому, что мне его Марина подарила, а просто он был мне по руке и нравился. Браслет серебряный, литой, тяжёлый - сломать такой немыслимо. И вот как-то - захожу в магазин, и что-то со звоном падает на пол; смотрю - у моих ног половина браслета, вторая осталась на руке. Подняла, посмотрела, через весь браслет — косой излом. Сломался у меня на руке! Стало мне как-то не по себе, волей-неволей запомнился этот день, число— 31 августа 1941 года. А через некоторое время Эренбург узнаёт - именно в этот день, этого числа погибла Марина. Теперь хочу отдать Вам этот браслет — я его не чинила, оставила так, хотите храните его в таком виде, хотите — почините и носите»...
И Любовь Михайловна подала мне тяжёлый, литой, серебряный браслет, знакомый мне с детских лет, — вернее, не браслет, а два его обломка, и линия излома наискосок, с резкими углами, как молния...
С Ахматовой я познакомилась у Пастернака, в Переделкино, в январе 1957 г. Был ясный, очень солнечный, очень морозный день, я долго плутала по поселку, по унаследованной от
мамы привычке (при чём тут «привычка»? Штамп!) неспособности ориентироваться и запоминать места.
Против обыкновения очень ласково встретила меня Зинаида Николаевна>2, обычно такая равнодушно-грубая, невнимательная (Борис утверждает, что она совсем не такая, да и я говорю про чисто внешнее впечатление). Была она оживлена, что очень ей идёт и редко с ней случается, и вообще всё было празднично — ярко-голубой день за огромными окнами, чудесная ёлка до потолка в столовой.
Говорила З.Н. про Бориса и про «Доктора Живаго», о том, что тревожно ей за того и за другого и что ждёт его с этой книгой много горя и разочарований; что окружающие его друзья, в глаза захваливающие, за глаза хающие книгу, сбивают его с толку...
Потом появился Борис, гулявший как раз с некоторыми из друзей, en question>13, в частности, с Ливановым. Ливанов, как обычно, громогласен и пьян. Евгения же Казимировна>3 модна сверх всех, допускаемых цензурой и здравым смыслом пределов: волосы крашены в бледно-розовый цвет, в ушах — пластмассовые украшения величиной с доброе блюдце, узкие брючки на ногах Россинанты, огромные солдатские бутсы. Волосы острижены так причудливо, что кажутся побитыми молью — да Бог с ней! ещё кто-то был с ними, сейчас не помню - кто. Борис выглядел чудесно, милый, смуглый и седой, с золотыми глазами. Мы с ним расцеловались, - а целуется он всегда очень охотно, от чистого сердца, чмокает громко и со вкусом и друга и недруга в обе щеки (то, что французы называют des baisers de nourrice>14). Прелестное у него лицо — когда-то был он юным островитянином жгучей масти, теперь стал настоящим «последним из Могикан» - бронзоволиким вождём исчезающего племени (это я не фигурально выражаюсь, в самом деле он похож на индейца!). Очаровательна смесь гордости и застенчивости на его лице, когда говорит о чём-нибудь особенно ему дорогом или о ком-нибудь.
Немного посидели все вместе, поговорили О каких-то пустяках - ПО- Б.Л. Пастернак. 1957
том, видим, во двор въезжает такси, и через минуту в комнату входит очень большая — полная, высокая — женщина, уже немолодая, с лицом спокойным — величественным? - не совсем то слово - и благосклонным, лишённым той лихорадки, того огня, что помним мы по портретам Анненкова>4, — Ахматова. Борис знакомит нас, мы переходим в другую комнату, где не так светло и не так парадно, как в столовой, и как-то чинно и принужденно рассаживаемся на стульях, не- >А.А. Ахматова. 1950-е сколько поодаль от стен — вот именно это и создаёт всегда какую-то принужденность.
0
О чем шёл разговор? Уговаривали Анну Андреевну почитать отрывки из её прозаической работы о Пушкине, которая должна была появиться в, кажется, «Литературном Архиве»>5 (не знаю, появились ли), — она отказывалась — без кокетства и с казавшейся привычной — скукой; говорили о стихах — Борис хвалил Анну Андреевну, Анна Андреевна хвалила Бориса, а мы, присутствующие, хвалили обоих. Ахматова сидела спиной к окну, статная, массивная, в чёрном платье, перебирала на груди бусы. Потом Ливанов смешно рассказывал об очень давнишнем вечере грузинской поэзии, и Борис хохотал ужасно, а А.А. улыбалась отдалённо и снисходительно; всем по очереди глядел в рот, раз навсегда улыбаясь, чинный мальчик Андрюша
