История жизни, история души. Том 1
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
| Жанры: | Биографии и мемуары, История, Литературоведение |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 144 |
| ISBN: | 978-5-7157-0166-4 |
| Год издания: | 2008 |
| Формат: | Полный |
История жизни, история души. Том 1 читать онлайн бесплатно
£rj if-AU+mui
Ариадна Эфрон
История жизни, история души
 |
| Там IПисьма 1937-1955 |
Москва
Еего+АЩШис
2008
УДК 821.161.1-09 ББК 84(2Рос=Рус)6-4 Э94
Эфрон, А. С.
Э94 История жизни, история души: В 3 т. Т. 1. Письма 1937-1955 гг. / Сост., подгот. текста, подгот. ил., примем. Р.Б. Вальбе. - Москва : Возвращение, 2008. - 360 с., ил.
ISBN 978-5-7157-0166-4
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
В первый том вошли письма 1937—1955 годов. Письма расположены в хронологическом порядке.
УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5
ISBN 978-5-7157-0166-4
© А. С. Эфрон, наследник, 2008 © Р Б. Вальбе, сост., подгот. текста, подгот. ил., примем., 2008 © Р. М. Сайфулин, оформ , 2008 © Возвращение, 2008
К Аде Александровне Федерольф меня привела Зоя Дмитриевна Марченко — они вместе отбывали срок на Колыме.
Гладко причесанная, в сером полушалке, слепая женщина долго не отпускала мою руку. Она знала, зачем я приехал, — на столе лежали подготовленные для меня папки. На каждую из них был прикреплен тетрадный лист, на котором крупно, синим карандашом: «Ариадна Эфрон» и название произведений.
Мы сели за стол. Я объяснил, что сборник «Доднесь тяготеет» из произведений репрессированных женщин в основном подготовлен и мне надо несколько дней, чтобы ответить, что из этих рукописей может в него войти.
И в ответ: «Пишите расписку!»
До сих пор мне не предлагали такого. За хранение подобных «клеветнических» рукописей совсем недавно грозила тюрьма. Я поднялся, чтобы уйти, но женщины удержали меня.
В 1989 году в издательстве «Советский писатель» стотысячным тиражом вышел сборник «Доднесь тяготеет». В нем среди 23 авторов — узниц ГУЛАГа были и Ариадна Эфрон, и Ада Федерольф.
С тех пор я навещал Аду Александровну много раз. Она рассказывала, а я обсуждал с ней и записывал вставки к ее воспоминаниям «Рядом с Алей» — так называли Ариадну самые близкие.
Поначалу я невзлюбил Ариадну Эфрон — не мог ни понять, ни оправдать ее полную отстраненность от трагедии 1937 года, когда каток репрессий прошелся по ее родным и друзьям цветаевской семьи.
Вернувшуюся из Парижа Ариадну определили на работу в журнал «Revue de Moscou». Какая-то чекистская компания, в которой один влюбился в Ариадну, а другой, спустя недолгое время, допрашивал и бил ее на Лубянке.
Какими бы насилием, ложью, страданиями ни открывалась ей советская действительность, она по-детски верила в идею, не имевшую ничего общего с этой действительностью. Верила истово, относясь к своим
страданиям как к искушениям, не должным опорочить идею, которой они с отцом служили. «Аля была как ребенок, — говорила Ада Александровна, — она судила о политике на уровне “Пионерской правды”».
Из-за слепоты Ады Александровны мне приходилось читать ей рукописи вслух. Иногда, за вечер — всего несколько абзацев. И начиналась свободная игра памяти. Она вспоминала Алю. То Аля на утлой лодчонке переправляется через Енисей на покос и Ада смотрит ей вслед и молит Бога, чтобы на стрежне не перевернуло лодку, то Аля в Париже, участница каких-то тайных встреч, детективных историй, — напористый писательский талант Цветаевой-дочери требовал работы воображения. И подруга все это слушала и запоминала в долгие зимние вечера в одиноком домике на берегу Енисея.
Наконец мы добрались до рассказов о Желдорлаге, где Ариадна Сергеевна отбывала срок. В годы войны она работала мотористкой на промкомбинате, строчила для солдат гимнастерки. Она была примерной заключенной, не отказывалась от работы, не нарушала режим, не вела политических разговоров. И вдруг, в 1943 году, заключенную Эфрон этапируют в штрафной лагерь.
За что?!
«Зная, что Аля общительная, что люди к ней тянутся, — рассказывала Ада Александровна, — оперуполномоченный решил сделать из нее стукачку, чтобы она доносила на своих товарок. Ее таскали в “хитрый домик” много раз, а Аля все говорила “нет”. И ее с больным сердцем отправили в тайгу на штрафную командировку — умирать».
Тамара Сланская, в прошлом парижанка, соседка Ариадны по нарам, помнила адрес Самуила Гуревича, которого Ариадна называла своим мужем, и написала ему. Он смог добиться перевода Али в Мордовию, в инвалидный лагерь. Там она расписывала деревянные ложки.
Пыточная тюрьма. Лагерь. Недолгая тусклая свобода. И снова тюрьма. Ссылка в Заполярье, в Туруханск.
«Твое письмо глядит на меня живой женщиной, у него есть глаза, его можно взять за руку...» — писал ей в Туруханск Борис Пастернак. «Если, несмотря на все испытанное, ты так жива еще и не сломлена, то это только живущий Бог в тебе, особая сила души твоей, все же торжествующая и поющая всегда в последнем счете, и так далеко видящая и так насквозь! Вот особый истинный источник того, что еще будет с тобой, колдовской и волшебный источник твоей будущности, которой нынешняя твоя судьба лишь временная внешняя, пусть и страшно затянувшаяся часть...»
Эпистолярное наследие Ариадны Эфрон велико. Ее письма - праздник русской речи. В них светятся ненаписанные повести и романы. В них жизнь, неотделимая от нашей. Цветаева-мать, с ее лебединым станом, и Цветаева-дочь, с ее миражами и прозрением. Одаряя нас живым словом, они идут в будущее.
