История жизни, история души. Том 2 - [146]
С маминым памятником дело ни с места — Литфонд запрашивает Казань - Казань не отвечает; и обратно. Так уж три года. Надо, чтобы кто-нб. авторитетный этим занялся, а наши с Саакянцем утлые звонки гроша ломаного не стоят.
Пьесы в «Искусстве», кажется, тихонько сдвинулись с места. Дай Бог.
Простите за глупое письмо, за скучное письмо, за мимо-письмо. Такие не всегда будут. Главное, что вас обоих всегда люблю и помню. Будьте умниками, будьте здоровы!
Ваша АЭ
>1Екатерина Николаевна Старова (1898-1989) - внучка известного архитектора И.Е. Старова. Окончила Институт благородных девиц. В начале 1920-х гг. вместе с мужем-французом перебралась во Францию, в 1930-е гг. познакомилась с семьей М.И. Цветаевой. Помогала Але через благотворительные лотереи в помощь детям русских эмигрантов в сбыте связанных ею шапочек, на деньги от продажи которых одно время жила вся семья. (Сведения сообщены В.С. Гречаниновой.)
>2 Александр Александрович Туринцев (1896-1984) был связан с С.Я. Эфроном со времен учебы в Пражском университете, поддерживал дружеские отношения с ним и его семьей в Париже. Впоследствии Туринцев стал протоиереем, настоятелем Патриаршего Трехсвятительского подворья в Париже.
В.Н. Орлову
2 декабря 1969
Милый Владимир Николаевич, с большим интересом и, как бы сказать, с внутренним контактом прочла в Вашем письме совет переходить с папирос на водку; надо будет попробовать — только хватит ли пенсии? Пока что еле-еле на закуску натягиваю, а там, смотришь, придётся тащить в шинок последний нагольный тулуп (синтетический, естественно! из синтетического барана). Когда я приехала в Москву — тому тридцать лет и три года — и Москва ещё была кое-где совсем прародительской — помню, всё заглядывалась на пьяных (потом как-то примелькались!). В день моего приезда один из них, в Мерзляковском переулке, стоял на коленях на мостовой и кланялся тротуару (гулко соприкасаясь с ним лбом!) — и приговаривал нездешним голосом: «Мама, ты слышишь меня, мама?» Боясь, как бы «мама» не среагировала, я припустилась бегом от этой мистики, причём социалистической, от чего стало ещё страшнее.
А на Комсомольской площади было тоже страшновато, настолько она была окружена и ужата всякими «распивочно и на вынос». На пороге одного такого заведения, помню, стоял и шатался, раздумывая, падать ли лицом и на площадь или на спину и обратно в заведение, — некий тип в голубых нитяных, державшихся на нём чудом. Иных чудес он, судя по всему, и не заслужил.
Что до меня, то я постараюсь следовать Вашему совету более... женственно, что ли!
Что скажешь о Рязани, кроме того, что неспроста Салтыков-Щедрин был там несколько лет градоначальником!>1 И кроме того, что в Россию можно только верить!
На днях в ЦДЛ было обсуждение «Трех минут молчания»>2, прошедшее абсолютно идиллически — настолько, что думаю, что к этому ещё вернутся после съезда писателей. Говорят, запланировано обсуждение кочетовского «бестселлера»>3. Я не читала ни одной строки этого популярного автора — не привёл Господь. Оборонил.
А неплохо бы пожить спокойно хотя бы на склоне лет! Но и от этого Господь оборонил... Ему виднее.
Рада была прочесть, что Вы подумываете о М<арине> Ц<ветае-вой> в «Малой серии»; чудный получится томик, если наш телёнок волка съест. Помолимся по этому поводу Егорию Храброму — покровителю и волков, и стад, и к тому же патрону города Москвы. Ах, каких я Егориев видела — иконописных и скульптурных (дерево) во время нынешней поездки по Северной Двине и Сухоне! Прекрасных до озноба, до умопросветления. Вообще там, на Севере, есть чем любоваться и - немноголюдно...
Жизнишка моя течёт не так чтобы ахти — все кругом болеют и хиреют, и только и разговору об этом; недуги и напасти многочисленны и подробны, как на рисунках Дюрера: что поделаешь? Носа не вешаю и духа не угашаю и ухитряюсь радоваться хотя бы раза по три каждый день; а то и чаще!
Всего самого доброго Вам и m-me Helene>125 — сил, здоровья, терпения и... легкомыслия: без него не обойдёшься!
Ваша АЭ
>1 А.С. саркастически сопоставляет исключение Рязанской писательской организацией из своих рядов А.И. Солженицына (ноябрь 1969) с благонамеренным рвением провинциального чиновничества, описанным М.Е. Салтыковым-Щедриным. Он служил в Рязани не градоначальником, а вице-губернатором в 1858-1860 гг.
>2 Опубликованная в № 7-8 «Нового мира» за 1969 г. повесть Г.Н. Владимова.
>3 «Бестселлером» А.С. называет пасквиль на интеллигенцию - роман В.А. Кочетова «Чего же ты хочешь?», опубликованный в № 9-11 за 1969 г. журнала «Октябрь», главным редактором которого являлся автор.
П.Г. Антокольскому
25 декабря 1969
С Новым годом, дорогой мой Павлик! Дай Бог силы и крепости, света и радости!
Недавно видела Вас на «Петербургских сновидениях»>126> — не окликнула, потому что это был Театр, п. ч. мне молча надо было увидеть и Вас, и Юру Завадского на фоне рваного и ржавого занавеса Жизни. Да себя самое увидеть, пожалуй, всех нас, встретившихся полстолетия тому назад в Борисоглебском переулке! Необъятное полстолетие, необъятные судьбы. «Картинка» эта (на обороте) без традиционных ёлочек и прочего, потому что - таков и ты, поэт!
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, Ариадна, талантливая художница, литератор, оставила удивительные воспоминания о своей матери - родном человеке, великой поэтессе, просто женщине со всеми ее слабостями, пристрастиями, талантом... У них были непростые отношения, трагические судьбы. Пройдя через круги ада эмиграции, нужды, ссылок, лагерей, Ариадна Эфрон успела выполнить свой долг - записать то, что помнит о матери, "высказать умолчанное". Эти свидетельства, незамутненные вымыслом, спустя долгие десятилетия открывают нам подлинную Цветаеву.
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
Марину Цветаеву, вернувшуюся на родину после семнадцати лет эмиграции, в СССР не встретили с распростертыми объятиями. Скорее наоборот. Мешали жить, дышать, не давали печататься. И все-таки она стала одним из самых читаемых и любимых поэтов России. Этот феномен объясняется не только ее талантом. Ариадна Эфрон, дочь поэта, сделала целью своей жизни возвращение творчества матери на родину. Она подарила Марине Цветаевой вторую жизнь — яркую и триумфальную. Ценой каких усилий это стало возможно, читатель узнает из писем Ариадны Сергеевны Эфрон (1912–1975), адресованных Анне Александровне Саакянц (1932–2002), редактору первых цветаевских изданий, а впоследствии ведущему исследователю жизни и творчества поэта. В этой книге повествуется о М. Цветаевой, ее окружении, ее стихах и прозе и, конечно, о времени — событиях литературных и бытовых, отраженных в зарисовках жизни большой страны в непростое, переломное время. Книга содержит ненормативную лексику.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.