История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - [87]

Таким образом эта женщина, которую я не имел намерения допрашивать, избавила меня от этой необходимости, сказав мне все, что я мог бы пожелать узнать, с единственным намерением убедить меня пользоваться только ее услугами в этой интриге. Из этой красноречивой болтовни, которую трудно забыть, можно было сделать вывод, что она достойна доверия.

Я ответил моей дорогой затворнице, стараясь вместить ответ не более чем в четыре-пять строк, как она мне и сказала, но у меня не хватило времени, чтобы написать короткое письмо; оно получилось на четырех страницах и вместило, может быть меньше того, что она мне сказала на одной. Я написал, что ее письмо спасло мне жизнь, потому что я не знал, ни где она, ни жива ли она или мертва. Я спрашивал у нее, могу ли я надеяться не то, чтобы с ней говорить, но хотя бы ее увидеть. Я сказал ей, что передал письмоноше цехин, который она должна найти в конверте письма, и я пошлю ей столько денег, сколько она хочет, если она полагает, что они ей будут необходимы или полезны. Я просил ее писать мне каждую среду, и не опасаясь писать слишком длинно, а давая мне отчет во всех своих делах и мыслях, как нам разорвать все цепи и разрушить все препятствия к нашему воссоединению, потому что я обязан ей всем, что у меня есть, так же как она, как она мне говорила, обязана всем мне. Я дал ей понять, что она должна использовать весь свой ум, чтобы понравиться не только всем монахиням, но и послушницам и пансионеркам, не оказывая им, однако, никакого доверия и не выказывая недовольства, что помещена туда. Она должна пользоваться малейшей возможностью мне писать, несмотря на запрет настоятельницы, но я также объяснил ей, что она должна опасаться быть застигнутой в момент письма, потому что, несомненно, досматривают ее комнату, ее комод и даже ее карманы, стремясь найти принадлежности для письма. Поэтому я просил ее сжигать мои письма. Я говорил ей использовать всю силу своего ума при необходимости исповедоваться, будучи уверен, что она должна хорошо понимать то, что я хочу ей сказать. Я закончил, заклиная ее сообщать мне обо всех своих горестях, заверив, что ее страдания волнуют меня еще больше, нежели ее радости.

Запечатав мое письмо так, чтобы цехин, находящийся под восковой печатью, не прощупывался, я дал другой женщине, заверив ее, что буду давать такой же каждый раз, когда она будет приносить мне письмо от этой девицы. Благодарность заставила ее всплакнуть. Она сказала, что ей не помешают никакие загородки, и она передаст письмо девице в тот момент, когда та будет одна. Вот записка, которую моя дорогая К. К. дала этой женщине, передавая ей свое письмо:

– «Сам бог, добрая женщина, внушил мне довериться вам больше, чем другим. Отнесите это письмо по адресу, и если персоны, которой оно адресовано, нет в Венеции, принесите его мне обратно. Вы должны передать его в собственные руки. Я уверена, что вы получите ответ и передадите его мне так, чтобы никто не заметил».

Любовь становится ненадежным помощником лишь в нетерпении наслаждения, но в случае, когда речь идет о том, чтобы вернуть счастье, которому пагубные обстоятельства чинят препоны, любовь видит и предвидит все, что может заметить лишь самая тонкая прозорливость. Письмо моей жены наполнило мою душу радостью, и я в одно мгновенье перешел из одной крайности в другую. Я счел себя способным выкрасть ее, даже если стены монастыря будут снабжены артиллерией. Первой моей мыслью было найти средство, чтобы скорее прошли семь дней, через которые я должен получить второе письмо. Только игра могла меня развлечь, а весь народ был в Падуе. Я приказал слуге быстро собрать мой чемодан и отнести его на отходящий бурчиелло[59], а сам сразу направился в Фюзине, а оттуда менее чем через три часа оказался у дверей дворца Брагадин, где увидел хозяина, направляющегося обедать. Он обнял меня и, видя, в каком я возбужденном состоянии, сказал, смеясь, что уверен, что ничто меня не тревожит. Я ответил, что умираю от голода.

Я внес веселье в компанию, и оно увеличилось, когда я сказал, что проведу с ними шесть дней. После обеда я увидел, как г-н Дандоло заперся в своем кабинете с де ла Хэйе. Они провели там целых два часа. Г-н Дандоло пришел к моей кровати сказать, что я прибыл вовремя, чтобы расспросить мой оракул о важном деле, которое он обдумывает, и он задаст мне вопрос. Он спросил, правильно ли будет заняться проектом, который предлагает ему де ла Хэйе. Я сделал так, что вышел ответ, который указывал ему проект отвергнуть. Удивленный г-н Дандоло задал второй вопрос. Он спросил, на какие резоны следует ему сослаться, оправдывая этот отказ. Я внушил ему, что следует ответить, что он был уверен в необходимости спросить мое мнение по этому вопросу, и, услышав мое отрицательное мнение, не желает больше об этом слышать. Г-н Дандоло, довольный тем, что может взвалить на меня все неприятности, связанные с отказом, оставил меня. Я не знал, о чем идет речь, и не интересовался этим. Мое удовлетворение состояло в том, что при резком отказе г-на Дандоло де ла Хэйе должен был понять, что ему не следует предпринимать что-то с моими друзьями, минуя меня.